Лоран де Суттер - Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии

This edition is published by arrangement with Polity Press Ltd., Cambridge Copyright © Laurent de Sutter, 2018

© Леонович М.А., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

Все дело в химических веществах.

Энди Уорхол[1]

Публикация в 2017 г. «Наркокапитализма» стала моей второй попыткой бросить вызов истории философии с точки зрения современности, если считать первой «Теорию камикадзе», вышедшую за два года до этого. Работая над этой книгой, я ставил перед собой цель, с одной стороны, амбициозную, с другой – простую: подступиться к философской категории «бытия» с использованием средств того, что представляет собой один из самых банальных аспектов наших цивилизаций, иными словами, нашу потребность в заменителях. В рамках данной работы я выбрал ряд заменителей, относящихся к области химии (антидепрессанты, наркотики, снотворные, контрацептивы, анестетики), каждый из которых воплощает собой один из возможных углов атаки в вопросе бытия – и его политики. Моя гипотеза сводилась к тому, что в ежедневном использовании нами этих разнообразных веществ заложен некий принцип – принцип, который можно внедрить в идею всего остального, что определило бы условия человеческого существования, оставаясь при этом за рамками любых вопросов онтологического свойства. Это «остальное» в работе «Наркокапитализм» я назвал «возбуждением». Возбуждение неизменно считается признаком деградации – состоянием, в котором оказывается тот, кто не в состоянии владеть собой и далее быть самому себе хозяином, не выходить за рамки бытия. По поводу этого презрения можно было бы поведать целую историю, охватывающую широкий спектр явлений – от античного страха перед всем, что могло нарушить созерцательное спокойствие философа, до панического страха, обусловленного вторжением современных «масс» в XIX веке. В «Наркокапитализме» я решил привести лишь несколько примеров из самых разных областей, в первую очередь ставя перед собой задачу не столько установить тезис, обеспечивающий новое прочтение истории мысли, сколько предложить саму возможность такого прочтения. Но излагать выводы, которые из такого предложения можно извлечь, следует уже не мне, а тем, кто проявит к нему интерес сродни тому, что порождает в нашей душе манящая мечта. Так получилось, что после публикации «Наркокапитализма» его перевели на целый ряд языков, что обусловило соответствующее количество разногласий и столкновений, на мой взгляд, весьма и весьма продуктивных. Теперь же мне любопытно узнать, как это мое предложение воспримет русский читатель, самый просвещенный во всем мире, – как воспримет и как с ним поступит.

Спасибо

Саре Амари, Франко Берарди, Паскалю Шабо, Эвену Шардронне, Жилю Коллару, Нилу де Корту, Николасу Дешаму, Маргарите Ферри, Питеру Гудричу, Лине Хьорт, Джеральдине Жак, Эллиоту Карштадту, Моник Лабрун, Луизе Ламе, Од Ланселен, Камиль Луи, Софи Маринопулос, Лилие Айт Менгеллет, Барнаби Норману, Джорджу Оуэрсу, Бернарду Штиглеру, Джону Томпсону, Анри Труберу, Полу Янгу и Марион Зилио.

12 ноября 1846 года Чарльз Томпсон Джексон и Уильям Грин Мортон из Бостона подали патент в Ведомство по патентам США. Он получил номер 4848 и, как отмечалось в вводной части описания, предназначался для «усовершенствования хирургических операций»[2]. Усовершенствование, о котором идет речь, представляло собой новую методику, основанную на вдыхании паров диэтилового эфира пациентом перед началом операции, что должно было приводить к состоянию нечувствительности нервов и позволять хирургу работать, не причиняя ощутимой боли. Хотя этот вид продукта, как отмечали сами Джексон и Мортон, уже использовался в прошлом для уменьшения боли в той или иной мере, решение о вдыхании паров являлось беспрецедентным медицинским шагом. Вот почему они претендовали на защиту прав интеллектуальной собственности на разработанную ими процедуру; то, что они были лишь последним звеном в длинной цепи более или менее случайных открытий, не имело большого значения. Конечно, до эфира уже применялись другие формы ингаляционной анестезии – начиная с закиси азота, использованной английским химиком Хамфри Дэви в нескольких экспериментах до 1799 года – через двадцать лет после выделения этого вещества Джозефом Пристли[3]. Еще в 1818 году Майкл Фарадей, изобретатель клетки, носящей его имя, продемонстрировал анестезирующие свойства эфира – хотя ему не пришло в голову защитить патентом то, что казалось ему естественным явлением[4]. Более того, слова «анестетик» еще не существовало, в чем легко убедиться, прочтя патент Джексона и Мортона: вместо точно определенного понятия мы находим в нем туманные описательные выражения общего характера. Термин «анестетик» предложил Оливер Уэнделл Холмс – бостонский врач и рассказчик (чей сын станет величайшим судьей Верховного суда США), который в письме Мортону критиковал его намерение назвать свое изобретение «летеон»[5]. Аллюзия на богиню забвения Лету, дочь богини раздора Эриды, показалась Холмсу сомнительной – в конце концов, вдыхание эфира приводило не к амнезии, а к нечувствительности, и потому было не столько возвращением из мира мертвых, сколько пребыванием в мире живых. Так или иначе Ведомство по патентам США выдало Джексону и Мортону патент, о котором они просили, – и с этим наступила новая эпоха: эпоха анестезии.

Когда в 1899 году Эмиль Крепелин опубликовал шестое издание своего учебника клинической психиатрии (Lehrbuch der Psychiatrie), он уже некоторое время был образцом научного успеха – образцом по меркам немецкой науки того времени[6]. В возрасте тридцати лет он стал профессором психиатрии в Дерптском университете (ныне Тартуский университет в Эстонии), быстро став заведующим кафедрой, а затем и пристроенной к ней больницей, которой он руководил, поддерживая строгую дисциплину. С момента выхода в свет первого издания Lehrbuch – в том же году, когда завершилась его хабилитация,[7] – Крепелин сформулировал свою программу, не оставив ни малейших сомнений: психиатрия должна войти в ряды экспериментальных наук и стремиться стать отраслью медицины. Для этого ей следовало отказаться от всякой метафизики, омрачавшей развитие психологии, и сосредоточиться на главном – понимании физических причин психических заболеваний[8]. Конечно, Крепелин был не единственным, кто утверждал, что привел область лечения душевных расстройств в соответствие с самыми основательными науками: его учитель Вильгельм Вундт сам принадлежал к давней традиции психиатров, мечтавших об объективном знании