Даша
Проснулась посреди ночи в холодном поту. Липкий страх сковывал движения. В голове мелькали путаные картинки. Странный сон: люди-звери, прожигающий нечеловеческий взгляд и пронзительный вой. До утра так и лежала в полутьме, не в силах уснуть. Встав с постели, на трясущихся ногах добралась до ванной. Холодные струи воды немного прояснили сознание.
***
– Даша, бабушка оставила завещание на твоё имя, – мама крепко обняла меня и снова разрыдалась.
Выпускные экзамены подходили к концу. Вопрос о месте дальнейшего обучения стоял ребром. Востребованные, по мнению моего отца, специальности совершенно не находили отзыва в моем сердце. Я неоднократно ссорилась с ним по этому поводу. Папа видел меня экономистом или на крайний случай медиком. А творчество воспринимал исключительно как хобби. Возможно, под его напором я могла бы подать документы на экономический факультет, если бы не стечение обстоятельств. Казалось, сама судьба преподнесла мне такой подарок.
Дом, который завещала мне бабуля, находился в Химках. Там же располагался Московский государственный институт культуры. Но, похоже, для папы никакие аргументы не имели значения.
– Пап, это же Москва! Как ты не понимаешь? В Москве столько возможностей.
– Даша, ну кем ты будешь, если окончишь свой хореографический факультет? Твои танцульки до добра не доведут. Чем ты будешь заниматься после окончания? Крутить задницей в баре? Для этого не нужно образование.
– Пап, ты сам себе противоречишь. Чтоб крутить задницей в баре, действительно не нужно образование. После окончания возможно неплохое распределение. Например, основной состав ТОДЕС. Ты же сам после их выступления ещё несколько дней ходил под впечатлением. А если не получится попасть в сильную танцевальную труппу, буду учить детей.
– Доча, одно дело – гастролирующие артисты. И совсем другое – если твоя кровинка будет скакать по изнуряющим гастролям, как дрессированная собачка.
– Пап, дрессированной собачке все пророчат большое будущее.
Пластика, казалось, была у меня в крови. Сколько себя помню, мне с лёгкостью давались любые танцевальные па. Я без разминки садилась на шпагат и без труда выполняла самые сложные асаны йоги.
После очередных препираний мама подошла к отцу и, обняв его, устало сказала:
– Пускай попробует. Бюджетных мест очень мало. Желающих много. Может, ещё и не поступит. А если поступит, будем считать это проведением. Чему быть, того не миновать.
***
Впервые мы приехали в Подмосковье вместе с родителями.
– Как же здесь красиво! – мама с грустью разглядывала живописную местность. Ей приходилось бывать проездом в этих местах. Но она никогда не задерживалась здесь подолгу, будто боясь чего-то. Чего-то, что имело необратимые последствия.
Дом в Подмосковье достался бабушке от второго мужа. До второго замужества была у нас обычная бабушка, ничем не отличающаяся от сотни других, но вся её дальнейшая жизнь казалась покрытой тайной. Вопрос о том, почему мама с Ниной Федоровной так мало общались в последнее время, так и крутился на языке. Но, видя мамино состояние, я так и не решилась его задать.
Свежий воздух с непривычки кружил голову. Лес будто убаюкивал: шелестел, рассказывал свои многовековые истории. Казался старым другом или дальним родственником, приглашающим в родовое гнездо. Разве может место, в котором ты не был, казаться родным? Издалека доносились ароматы дыма и сладости. Воображение дорисовывало костер, разведённый на полянке возле охотничьей сторожки. Кусочки нежнейшего прожаренного мяса на самодельном вертеле. Кусты дикой малины, огибающие импровизированную полянку. Я будто бы раньше видела её наяву. Слюна непроизвольно подкатила к горлу.
– Мам, чем тебе не санаторий? Вдали от суеты. Вы же с папой давно хотели вырваться из городской круговерти.
Домик располагался на окраине леса. Со всех сторон его обрамляли деревья, будто живая изгородь. А внутри стоял небольшой двухэтажный кирпичный домишко. По сравнению с коттеджами, которые находились поодаль от моей новоявленной собственности, конструкция казалась игрушечной. Скорее бы дому подошло название гостевого, но при этом он был довольно основательный, выполненный из коричневого кирпича с отделкой из каменного декора возле крыльца и по бокам здания. Это придавало ему особый шарм. Строение чем-то напоминало готическую постройку. Казалось, рядом не хватало башен с высоченными шпилями. А вот внутреннее убранство дома было очень простым. Лаконичная простота или, как сейчас принято называть, минимализм. Вроде бы есть всё необходимое и нет ничего лишнего. Во всём была видна рука хозяина. На кухне стоял самодельный дубовый стол с такими же самодельными стульями. Это напоминало сказку «Три медведя». Казалось, сейчас выйдет Михаил Потапыч и грозно спросит: «Кто, кто сидел на моем стуле?» Я невольно улыбнулась своим мыслям. Возле мойки красовались кухонные шкафчики, сделанные под старину. В середине гостиной на первом этаже разместился каменный камин. На втором этаже возле винтовой лестницы располагался небольшой санузел. А рядом находилась уютная спаленка с прикроватным трюмо, шкафом и огромной самодельной кроватью, занимающей большую часть комнаты. Над изголовьем свисал плотный непроницаемый для дневного света балдахин. Под кроватью и ещё в нескольких местах почему-то обнаружились клочки шерсти, хотя самих животных в доме не наблюдалось.
– Даш, я боюсь оставлять тебя здесь одну. Ну как ты будешь добираться до института?
– Папа, ну здесь же рукой подать. Это же коттеджный поселок. Пусть дом и стоит на отшибе. Вон, смотри: из окна проглядывается остановка. Да и пешком до института минут двадцать ходьбы быстрым шагом.
Честно сказать, мне самой почему-то было жутковато находиться в доме. Но где наша не пропала. Это мой дом. Я твердо решила, что привыкну.
Отпуск родителей подходил к концу. Тогда же стало известно о моём зачислении. Пожалуй, только мои заверения, что при первых сложностях я перееду в общагу, смогли успокоить родителей. Прикупив самую необходимую технику, папа с мамой, смирившись с неизбежным, всё-таки уехали домой в свой родной Новосибирск.
***
Засыпать одной в доме было страшно. Я с полчаса болтала с подружкой по телефону, а потом взялась пролистывать так и не дочитанный когда-то романчик. И сама не заметила, как провалилась в тревожный сон.
Съёжилась от резкой боли. Казалось, будто кто-то засунул иголки под ногти. Пальцы покраснели и раздулись. В глазах потемнело. Выворачивающая на изнанку опустошающая боль, кажется, ощущалась каждой клеточкой тела. Время тянулось вязкой патокой, плавясь вместе со мной в агонии, а потом будто бы схлопнулось, и боль начала отступать. Я стояла на лесной опушке, жадно втягивая студёный воздух, остужающий изнутри бушующее пламя. Вернее, как будто это была и не я вовсе. Зрение и нюх обострились. Дурманящий запах свежей травы кружил голову. Впереди показалась воображаемая полянка, которую я уже видела во сне не один раз, и стая. Огромная стая лис. Сколько же их здесь. Словно вторя моему смятению, лес зашумел. Холодок прошёлся по позвоночнику. Теперь порывы ветра, будто предупреждая об опасности, пробирали до костей. Та, кем я была в этот момент, ёжилась на холодном ветру. «Сверху!» – выкрикнул кто-то. Я со всей прыти рванула вниз и проснулась. В доме было тепло, а меня бил озноб. Укутавшись в теплое одеяло, я так и пролежала до самого утра, пытаясь согреться и взять себя в руки.
