ПРОЛОГ
Итак... Театр. Полумрак.
Он сидит в глубоком квадратном кресле с широкими прямоугольными подлокотниками, на них примостились красивые полураздетые женщины в количестве трёх штук. Наряды такие, в стиле бурлеска, корсеты с обнажённой грудью, длинные юбки с разрезами до самого интимного...
Я сижу в таком же кресле напротив, слева сидит доберман, я глажу его по голове и жду, сжимая в правой - стакан с Кровавой Мэри...
Одна из девушек начинает гладить мужчину по руке вверх, подбираясь к вороту. Рыжая, Брюнетка, та, что за спиной - Блондинка (любит, видимо, разнообразие).
Мы смотрим в глаза друг другу. Он и Я.
Брюнетка сползает на пол. Становится на колени перед ним. Её руки скользят по ногам вверх, к ширинке. Блондинка наклоняется к нему, лаская губами шею. Рыжая добирается до ворота и начинает расстёгивать пуговицы.
Мы смотрим в глаза друг другу. Он и Я.
Отпиваю Кровавую. Вжикнула молния. Брюнетка голой грудью прижимается к его ногам. Он направляешь её голову вниз, к паху, и рука остаётся на её голове, сжимая волосы. Две остальные ласкают его. Их руки везде, ему о-о-очень нравится. Я наблюдаю. Глажу собаку. Пью Кровавую.
Он смотрит на меня, временами откидывая голову назад и прикрывая веки, но даже из-под них неотрывно смотрит на меня и ждёт.
Красивое зрелище... три фурии извиваются, доставляя ему удовольствие.
Слышу глухой, протяжный стон. Он кончил. Я выпускаю стакан из рук, хрусталь разбивается об пол, остатки сока и водки разливаются кровавой лужей. Поднимаюсь из кресла. Подхожу. Отшвыриваю ногой Брюнетку. Блондинка и Рыжая отскакивают сами. Наклоняюсь к его шее. Моя рука стискивает волосы на его затылке и оттягивает голову назад. Втягиваю носом мужской запах... Я зла... о-очень зла...
Проснулась с головной болью. Не думайте, не с похмелья. Просто этот навязчивый сон... Сколько он снится мне? Года три, наверное. Я не впечатлительная особа, романтики во мне даже кот наплакать забыл. Не подумайте чего такого - вот ещё одна современная, эмансипированная стервь. Ничего такого, обычная баба за 30. Просто цветочки-смехуёчки, засохнув через пару дней, отправляются в мусорку; тортики-шмортики, прибавляющие пару кг на и так не слишком стройные бёдра; рисунки на асфальте с сердечками и признаниями в вечной любви, по которым топчутся все, кому надо пройти по тротуару... Не-е-е, это не для моей тонкой душевной организации.
Потянулась, зевая, свалила себя с кровати и, не открывая глаз, пошаркала босыми ногами по холодному каменному полу по направлению...
Стоп! Какой холодный каменный пол? У меня в спальне деревянный, старый, скрипучий паркет. Глаза распахнулись сами собой и запахнулись обратно. Пару раз повторили эту процедуру. Ничего не изменилось. Каменные стены с цветными тряпками - в музеях их трепетно называют гобеленами или шпалерами. Картинки сплошь насильственного характера: либо чудища пожирают рыцарей, либо рыцари убивают чудищ. Бр-р-р. Даже передёрнуло от реалистичности изображений. Я натура прагматичная, в перемещения по мирам и попаданство не верую, книжки такие не читаю, ну, может, было пару-тройку раз, телевизор не смотрю. Что? Ну, правда, не смотрю. Сломался лет пять назад, сразу не отремонтировала, а потом привыкла без него. Кстати, я бездетная разведёнка. По молодости выскочила замуж, прожили лет пять и разбежались, не совпав характерами - так принято объяснять неудачные браки.
Что-то в воспоминания ударилась. Логичнее всего объяснить окружающую меня обстановку продолжением сна, они у меня всегда цветные и реалистичные, можно и в кино не ходить, такие иногда сюжетики приснятся...
Слева заскрипело, подпрыгнула от неожиданности и обернулась на звук. Дверь оказалась скрытой под шпалерой, ткань отодвинули, я непроизвольно отступила на пару шагов назад и упёрлась в кровать. То, что вошло, повергло меня в окончательный ступор. Громила темно-серого, правильнее обозначить - графитового - цвета, с белой гривой волос, острыми ушами, оскаленными клыками в приветственной, надо думать, улыбке. Глазюки были жёлтые.
- Шурха, - пробасил графитовый.
- Чего? - не поняла я.
- Шурха? - пробасил на пару тонов выше, делая шаг в мою сторону и протягивая ко мне свои грабли загребущие.
- Нет. Катерина Александровна, - представилась, по слегка озадаченной физиономии понятно стало, что Белобрысый не въехал в ситуацию, как, впрочем, и я. Во сне у меня никогда не возникало проблем с лингвистикой. Всегда было понятно, что мне говорят, да и меня понимали.
- Шурха, сарум потиран сай ми, - отмер громила и решительно направился ко мне. Взвизгнула и запрыгнула на постель. Похоже, я его правильно не поняла, и заскочила куда ему и было надо, так как он растянул свой довольный оскал вообще во всю ширь морды. И начал разоблачаться. Было бы что снимать: кожаные ремни, опоясывавшие его торс и бёдра, на которых крепилась целая куча железяк для убийства. Штаны и сапоги, вот и всё.
Не-е-е, надо отдать должное, сложен он был неплохо, мускулистый такой, и морда лица, когда не скалился, экзотичная, конечно, но для сна сойдёт. А он, по ходу пьесы, мне тут эротичный сюжет пытается навязать.
- Стоп-стоп-стоп, - затараторила я, вытягивая руки и показывая жестами, чтобы он остановил свой стриптиз. Его пальцы замерли на завязках штанов. Недоумённо выгнул белую бровь.
- Дико извиняюсь, я, конечно, особа не особо романтичная и конфетно-букетного периода не требую, но и в постель прыгать к первому встречному не в моих правилах.
Вообще-то я уже там, кошки-матрёшки.
Дверь снова заскрипела, и в комнате появилась две женщины в ярких полупрозрачных одеждах и при полной боевой раскраске: одна огненно-рыжая, другая - блондинка, они посмеивались и переговаривались до тех пор, пока не увидели меня, а как увидели, одарили та-а-акими взглядами... Я осмотрела себя, нормально одета: пижама шёлковая, брючная, чёрная, с мелкими скелетиками в разных позах камасутры.
- Кыр той тарум? - поинтересовались они на очень повышенных тонах.
- Катерина Александровна, - автоматом выдала я, логично же.
После этого последовал абсолютно неотслеживаемая трескотня на чрезвычайно повышенных тонах в мой адрес.
- Блин-блинский, это же мой сон, можно было и русский выучить. Некультурно, между прочим, в чужой сон ломиться со своим уставом, - подбоченилась я.
Может, я чего не так сделала или сказала, но эти две профурсетки взбеленились и кинулись на меня с намерениями совсем не дружеского характера. Я натура неконфликтная, поэтому посчитала за благо уйти от прямого противостояния, спрыгнув на пол и спрятавшись за широкую громилью спину. Он всё это время стоял и молча наблюдал, сложив свои ручищи на груди.
