Жизнь со всеми её хитросплетениями, изгибами, ускорениями её течения и замедлениями, бурным потоком срывающимся в пропасть, растворением в огромном океане окружающего мира похожа на реку – течение только вперёд, двигаться по ней, пытаясь управлять своей лодкой или подчиняясь стихии отдать судьбу на произвол течения, выбор за вами. Я не верю в судьбу, предназначение, но вселенская лень заставляет склониться ко второму варианту, я отпуская всё на волю всесильного авось – универсальное средство на все случаи жизни, ни раз оно освобождало от принятия решения. Поток принял меня заботливой теплотой своих вод, нежно покачивая на еле заметных волнах я плыл не ведая горестей; лживая забота притупляла бдительность, с самого детства чувство собственной значимости не покидало мой неокрепший разум, я считал что меня ждёт блистательное будущие, ведь это же Я, иначе и быть не может.
Жизнь текла в своём неторопливом ритме, в детстве календарный год казался целой эпохой содержащей в себе отдельную жизнь – лето, непременно проходившее в деревне, совершенно другом мире; дворовые друзья сменялись на деревенских, однообразные улицы застроенные одинаковыми панельными домами уходили с глаз прочь, уступая небольшим неказистым домикам утопленным в зелени, бесконечным простором полей, границей которым служил густой лес. Года сплели два разных мира в ностальгический клубок воспоминаний, вызывающий порой тёплую тоску по беззаботному времени.
Течение несло по проверенному после небольшой передышки детский сад сменился школой, я в ужасе представлял это место: толпы не знакомых людей, строгие учителя, непосильный для человеческого разума науки, которые не способна уместить в себе детская голова; яркость радостной жизни поблёкла, улицы наводнённые детьми с цветами в сопровождение родителей, не создавали праздничного настроения, эта картина больше напоминала траурную процессию по невинному детству. Первое впечатление обманчиво, в школу вместе со мной так же пошло много ребят из детского сада, я не встал один на один с жестоким миром начального образования, у меня была компания – это приободряло. Девять лет жизненный поток нёс меня относительно спокойно, изредка взбадривая перипетиями школьной жизни, в моменте которые для не окрепшей психики казались космического масштаба, чего не скажешь по прошествию лет. После девятого класса я ушёл из школы в кулинарный колледж, любовь поесть стала тому причиной. К моему счастью и тут я не остался один, со мной на кулинарную стезю ступило несколько одноклассников, вновь судьба не бросила меня одного. Будучи не очень общительным я долго привыкаю к новым людям, по этому человек с которым мне комфортно общаться ценится на вес золота. Три года прошли пожалуй в самой комфортной обстановке – обязанностей меньше, порой на учёбу откровенно можно было забить, а свободы больше.
В школьную пору совершеннолетие казалось не достижимой вершиной, которая внезапно оказалась очень даже досягаемой, мало того, без единого усилия, вершина обрушилась на мои плечи, которые только начали разворачиваться от гнёта подростковой сутулости. На горизонте ученической равнины замаячила воинская обязанность, благодаря новостям, в которых постоянно рассказывалось про зверства творящиеся в армии, казалась дорогой в один конец, ну или по крайней мере в инвалидность. Но на деле армейская бытность оказалась вполне себе сносной. С одной стороны год прошёл в пустую, с другой подарил море положительных эмоций, я воспринял этот отрезок моего пути, как пребывания в подростковом лагере, именно такой атмосферой мне запомнилась служба в армии.
Дальше следовала учёба в институте, прошедшая без особых впечатлений, будто её и вовсе не было в моей жизни.
Наконец-то сбросивши оковы ученичества пришла пора наслаждаться жизнью, параллельно работая естественно, без денег ни чем не насладишься. Все этапы от детского сада до института было богаты на друзей-товарищей, необщительность не особо мешала, люди сами ко мне тянулись, мной раз не хватало времени со всеми встретится и уделить каждому внимания, из-за чего сложилось впечатление, что так будет всегда. Не сказать, что неразговорчивость была моим стабильным состоянием, далеко нет; меня бросало из крайности в крайность: в одно время я мог молчать как рыба, в другое трещать без остановки, ума не приложу от чего это зависло, но к двадцати пяти годам общительность улетучилась, жизнерадостность стёрлась с моего лица – я сделался молчаливым и угрюмым человеком, благодаря чему растерял остатки друзей, которые и так с течением времени постепенно отпочковывались от моего круга общения. Людей, дружба с которыми казалась нерушимой, судьба смела как ненужный сор.
