– Добрый день. Вы – Новиков?
В дверях стоял сухопарый мужчина лет сорока, лысеющий, с невыразительным гладковыбритым лицом. В тёмном костюме, белой рубашке при галстуке, с «дипломатом» в руках он был похож на христианских миссионеров из Канады, наводнивших наш городок, но визитка на лацкане отсутствовала. К тому же говорил без акцента.
– Да.
– Артём Владимирович?
– Он самый.
– Тогда разрешите…
Я не успел загородить собой дверной проём, как он бочком проскользнул в прихожую и прошёл в комнату.
Однако… Иронично покачав головой, я запер входную дверь и направился вслед за непрошеным гостем. Если коммивояжёр – выгоню взашей к чёртовой матери. Вконец обнаглели.
Гость оказался ещё наглее, чем представлялось. Он уже сидел на диване, забросив ногу за ногу, а «дипломат» лежал на журнальном столике.
– Присаживайтесь, Артём Владимирович, – радушным жестом указал он на кресло напротив и оценивающим взглядом обвёл комнату. – Неплохо. Простенько, но со вкусом.
Я прислонился к косяку двери, скрестил на груди руки и рассмеялся.
– Коммивояжёр? – вкрадчиво спросил я, прикидывая, как сподручнее схватить его за шиворот и выставить из квартиры. Правой рукой неудобно – мешал журнальный столик, а вот левой – в самый раз. В отличие от подавляющего большинства людей я одинаково хорошо владел и левой, и правой. Уникум своего рода, хотя подобный универсализм никакого преимущества не давал. Разве что в данном случае.
– Ну что вы, Артём Владимирович! – пожурил нахальный гость. – Разве коммивояжёры расхаживают в костюмах от «Carden»?
Он расстегнул пиджак и показал фирменный лейбл на внутреннем кармане.
– Тогда кто вы, и чем обязан? – спросил я, гася улыбку.
По моему мнению, костюмчик ничем не отличался от таких же на барахолке, сработанных на Малой Арнаутовской в Одессе, разве что идеальной отутюженностью. Но тащить гостя за шиворот в костюме с престижным лейблом будет гораздо приятнее.
– Заместитель директора по связям с общественностью холмовского отделения банка «Абсолют» Викентий Павлович Ремишевский, – представился он, достал из нагрудного карманчика визитную карточку и протянул мне.
Заметив, что я не намерен брать карточку, он положил её на журнальный столик.
– Так это вы субсидируете производство знаменитой водки? – спросил я, заломив бровь.
– Ха-ха! – рекламно, на американский манер, осклабился Ремишевский белоснежными искусственными зубами. Так и подмывало спросить, какой зубной пастой он пользуется, и что за лейбл выгравирован на тыльной стороне вставных челюстей. – Значит, вы не догадываетесь о цели моего визита?
– Деньги в банке не храню. Предпочитаю закладывать на спирткнижку.
Чтобы было понятнее, я наклонил голову набок и щёлкнул по кадыку.
Врал, конечно. Тысяча долларов лежали на моём счету в банке «Визон», и на них имелась электронная банковская карточка. Только ради этой карточки я, собственно, и сделал вклад. Но зачем это нужно, никому и под пытками не признаюсь.
– Шутник вы, однако, – совсем расплылся в улыбке Ремишевский. – После нашей встречи, возможно, и захотите…
– Чего? «Абсолюта»? Водки всегда хочу… – мрачно заверил я, хотя особой тяги к спиртному не испытывал. Однако играть роль, так играть.
– Хранить деньги в банке, – уточнил Ремишевский. В этот раз он шутку не принял. – Это ведь вы отвечали на вопросы телевизионной викторины «Кому повезёт?»
– И мне повезло?
– Да, именно вам! Две тысячи восемьсот писем с правильными ответами викторины были заложены в лототрон, и первым из него выпало ваше письмо. Так что вы – обладатель главного приза в шестьсот тысяч рублей.
– Нормально, – констатировал я и попытался изобразить на лице нечто вроде восторга, хотя никакого удовольствия от визита представителя банка не испытывал. Не такая уж и большая сумма – приличную иномарку за неё не купишь, и я надеялся, что деньги переведут по почте без всякого ажиотажа. Не повезло.
Сев в кресло, я посмотрел Ремишевскому в глаза и насторожённо спросил:
– А причём здесь ваш банк?
– Бог мой, Артём Владимирович! – укоризненно покачал головой гость. – Можно подумать, что, отвечая на викторину, вы телевизор не смотрели. Наш банк – генеральный спонсор программы.
– Потому и предлагаете мне открыть у вас счёт, а сумму будете выплачивать в течение пяти лет? – продолжил я.
– Помилуйте, Артём Владимирович, плохо вы о нас думаете! Деньги мы готовы выплатить немедленно, хоть банковской карточкой, хоть наличными. – Он похлопал ладонью по «дипломату». – Но мы предлагаем вам заработать ещё сто тысяч. Сняться в рекламном клипе нашего банка в качестве везунчика года, выигравшего главный приз. Поездка в Москву и проживание в гостинице на время съёмок за наш счёт, естественно.
А вот это мне уже совсем ни к чему. И без клипа был Везунчиком. Причём именно так – с большой буквы, но рекламировать своё везение категорически не хотел.
– Благодарю покорно, но не желаю афишировать своё имя. Как только разнесётся весть о моём выигрыше, тут же появятся доброхоты с включёнными утюгами и паяльниками, считающие, что я просто-таки обязан с ними поделиться.
– Да что вы такое говорите, право слово? – возмутился гость. – Дикие времена разгула криминалитета давно канули в Лету.
– Не скажите, – возразил я. – Это для тех, у кого личные телохранители и дача с забором под сигнализацией. А вон, намедни, академика в Питере кирпичом по темечку грохнули и тридцать рублей из кошелька забрали. Слыхали? Если с цветом российской интеллигенции из-за тридцати деревянных так, то как тогда со мной, рядовым россиянином, из-за шестисот тысяч поступят, а?
– Хорошо, не будем дискутировать, – ушёл от разговора Ремишевский. – Возьмите договор, почитайте. Никто вас неволить не собирается. Захотите, подпишите, не захотите – ваше дело.
Он достал из кармана несколько листов бумаги, сложенных вчетверо, протянул мне.
Я развернул. Листов было три, а текст набран мелким шрифтом, рябящим обилием пунктов.
– Почитайте, почитайте, а я пока покурю. У вас в квартире курят, ауфлемэ?
Непонятное слово странным образом подействовало на меня. Сердце тоскливо сжалось, во мне что-то перевернулось, будто я услышал что-то родное, знакомое… Однако вспомнить, что это означает, не смог.
Я недоумённо посмотрел на гостя.
– Что вы сказали?
Ремишевский сидел, подавшись ко мне, и пристально смотрел в лицо. Встретив мой взгляд, он поспешно отвёл глаза и расслабленно откинулся на диване.
– Я спросил, у вас можно курить? – произнёс он равнодушным тоном, но мне удалось уловить нотки разочарования.
– Это я понял. В комнате не курят. А не понял я, что такое «ауфлемэ»?
– На йорокском языке это означает «хозяин дома», – снисходительно объяснил он с таким апломбом, будто я этот язык должен знать с пелёнок, а русский на самом деле был для меня иностранным. – Пока будете знакомиться с договором, я, с вашего разрешения, покурю на балконе. Можно?
