Текст воспроизводится по изданию: Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. – М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1936, 1956. – Т. 36–37.
Сохранена орфография воспроизведенного текста.
Главный редактор С. Турко
Руководитель проекта М. Красавина
Художественное оформление и макет Ю. Буга
Корректоры Е. Аксёнова, А. Кондратова
Компьютерная верстка М. Поташкин
© Предисловие. Басинский Павел, 2022
© Издание, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2022
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Толстой против насилия
Предисловие Павла Басинского
Cтатьи Льва Толстого «Одумайтесь!», «Не могу молчать» и «Закон насилия и закон любви» написаны в разное время. Одна – в 1904 году. Две другие – в 1908-м.
Первая связана с началом Русско-японской войны (1904–1905), которую начала не Россия, как многие ошибочно думают, а Япония, вероломно напавшая на русский флот на Дальнем Востоке. В этой войне Россия потерпела поражение, хотя в ее начале не только в правительственных кругах, но и в русском обществе царила уверенность в том, что огромная военная держава легко и быстро справится с «маленькой Японией». В результате этого заблуждения страна потеряла часть своих восточных земель, морскую крепость Порт-Артур и почти весь военный флот – не только дальневосточный, но и балтийский.
Поражение в этой войне во многом стало причиной первой русской революции 1905–1907 годов, подавленной правительством во главе с премьер-министром и одновременно министром внутренних дел Петром Столыпиным, который в 1907 году ввел в России систему военно-полевых судов. С точки зрения политической целесообразности эти скороспелые суды, заканчивавшиеся виселицами (в народе их называли «столыпинскими галстуками»), вероятно, были оправданны. Сегодня трудно судить, каким еще образом можно было погасить волну революционного террора, унесшего жизни тысяч людей – от видных государственных лиц вроде прежнего министра внутренних дел В. К. Плеве до никому не известных полицейских, – и как еще можно было остановить массовые крестьянские поджоги помещичьих усадеб и зверские убийства самих помещиков.
Однако жестокость ответного правительственного «террора» ужаснула не только Толстого, но и всю общественность.
И здесь необходимо пояснение.
К началу ХХ века Россия была самой прогрессивной страной в отношении смертных казней. Еще со времен дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны (XVIII век) в России была отменена смертная казнь за уголовные преступления. Ни один уголовный преступник, даже самый отъявленный убийца, не был казнен на протяжении более ста лет. Казнили политических преступников, покушавшихся на царских особ (Каракозов, «народовольцы», Дмитрий Ульянов). Казнили тех, кто угрожал существованию монархической власти (Разин, Пугачев, декабристы). Но обычных преступников не казнили, а только отправляли на каторгу.
В этом плане Россия была намного прогрессивнее Европы. Она была такой Европой, которая возникла только во второй половине ХХ века, отказавшись от смертной казни как от устаревшего, средневекового акта возмездия за преступление.
Свидетельством тому литература.
В романе французского писателя Стендаля «Красное и черное», перевод которого на русский язык вышел в 1874 году, главный герой за покушение на убийство женщины, оставшейся после его выстрела живой, идет на гильотину и лишается головы.
В 1866 году в журнале «Русский вестник» вышел роман Федора Достоевского «Преступление и наказание». За убийство двух женщин, «старухи-процентщицы» и ее сестры, с целью ограбления Раскольников всего лишь отправляется на каторгу.
Отсюда еще и такая реакция русского общества на «столыпинские галстуки». Россия просто отвыкла от смертных казней. В России не было института профессиональных палачей, их приходилось срочно «вербовать» из случайных людей. И обществу, как и Толстому, показалось, что страна в одночасье опрокинулась в какое-то дикое Средневековье.
Для Толстого Петр Столыпин был не чужой человек. В молодости он дружил с его отцом Аркадием Столыпиным, с которым вместе служил в осажденном Севастополе во время Крымской войны (1853–1856). Так что политическое «поведение» сына его товарища было ему вдвойне возмутительно.
Всё это необходимо понимать при современной оценке статьи Толстого «Не могу молчать».
Но как мог бывший боевой офицер Толстой, прошедший Кавказскую и Крымскую войны, отрицать войну как таковую? Он что, не понимал, что войны иногда неизбежны?
Разумеется, понимал. И поражение русской армии на Дальнем Востоке его не радовало. А сдача Порт-Артура просто возмутила. «Разве в наше время так воевали?!» – воскликнул он, по воспоминаниям одного из свидетелей.
Но здесь нужно брать в расчет мировоззрение Толстого, которое складывалось у него после «духовного переворота» в конце 1870-х – начале 1880-х годов. С этого времени он последовательно становится не только писателем, но и религиозным мыслителем с крайне категорическим пониманием христианства как самого верного религиозного учения, которое выработало человечество на протяжении своего существования. Отсюда так часто в его статьях цитируются Евангелие и самый, наверное, глубокий христианский мыслитель Европы Блез Паскаль.
Война противоречит главному закону христианского учения: «не убий». Война – это очевидное зло, а мириться со злом, даже если оно вызвано необходимостью, христианин не может.
И еще нужно понять важную вещь. С детских лет Толстой был противником насилия. Любого насилия. Прежде всего – насилия над душой человека. Но и над телом – тоже.
Еще во времена детства Толстого в Ясной Поляне никогда не били детей. Эта традиция шла по линии обоих родов – отца и матери – Толстых и Волконских. Поднять руку на существо, которое не может или не имеет права защищаться, считалось в этих семьях позорным.
