Вообще я не «истинный» поэт, потому, что так давно начал писать стихи, что так долго «истинные» поэты не живут. Я делал попытки перестать писать, но это только усиливало позывы. Я делал попытки стать «истинным поэтом», но КГБ, в 1977 году ограничилось тем, что завело на меня дело как на поэта. И всё. То ли у них патроны кончились, то ли я где-то не доработал, хоть и старался.
Но рифмомания не сифилис и не триппер – уколами не лечится. Это душевная перверзия – эксгибиционизм нутра. Просто жить не можешь, чтобы не показать всем – весь свой срам. И так обидно когда никому это не интересно!!!
Сначала, в самиздатовском варианте я издал сборники «Просто так» и «Пародии». Потом через «Союз писателей» издал сборники «К огонькам созвездий» и «Тик-Так». В этих сборниках я поместил то, что, как я тогда думал, могло кого-то заинтересовать. Но вот пришёл ко мне товарищ и спрашивает «А где этот стих…?». Потом написал мне другой знакомый, и третий. И те стихи, которые им были интересны, в уже изданные сборники не вошли.
И вот теперь я решил, что в этот сборник войдёт всё, что туда не вошло. Всё что найду. Тут и устаревшая публицистика, и неумелые рифмы и просто глупости. Интересно? Разбирайтесь в моём сраме. Но я вас предупредил.
Баба на кухне мужа ждала.
Ножик точила, тесто месила.
Где же у бабы та страшная сила
Что не бросала готовку она?
Мужа зарезала третьего дня.
Ну, а сегодня сомненья в постели.
– Может цветы не носил для меня,
Он из-за нашей сибирской метели?
Может и не был тогда у другой?
Вот бы пришёл. Я б его и простила.
И над столом изогнувшись дугой
Плакала, выла и тесто месила.
рецензия на стихотворение Ани Эмбер "Слепой Гулливер"
Твой дом
В коробке спичек.
Не ведаешь сама,
Ты упорхнешь, как птица,
И наступает тьма.
И не масштаб виною
Моих жестоких пут.
Ведь ты владеешь мною,
Мой милый лилипут.
Возьму тебя с опаской,
Чиркну о коробок,
И загорится красный
И жаркий огонек.
Мой дом наполнишь светом
И капелькой тепла.
А после станешь пеплом
как будто не была.
Как будто не светила.
А я так не хочу.
Возьму другую спичку,
И ней, зажгу свечу.
Я бросаюсь в ледяную воду,
Берег оттолкнув, лечу стрелой.
Только брызги голубые сходу
Также смело следуют за мной.
Пенится, волнуется стихия,
И вздыхает: – Вот мо-ло-ко-сос-с-с-с- …
Ну а я, как будто бы стихи я,
А не тело морю приподнёс.
Пенится, волнуется, толкает
Ледяная, пенная вода…
Я б хотел, чтоб ты была такая.
Даже чуть теплее, иногда.
Доказательств никаких конечно
Доказательств никаких конечно
Только там где сердце боль в комок
Ведь в движеньях ваших было нечто,
Что лишь через боль увидеть смог.
Только зонтик, вынутый из сумки,
Не раскрытый, словно парашют.
Не дерусь, не поднимаю шум я
И в куски посуду не крошу.
Только поцелую в щеку сына
И поправлю непокорный чуб.
– дело то сынок на пол алтына
Я доказывать не стану.
Не хочу.
Я наверное не все еще оплакал
Я, наверное, не все еще оплакал
И не все, наверно, отмолил.
Голову мою кладешь на плаху
Ты, которой некогда был мил.
Ты, чей частью был я или не был
Палачу лобзаньем оплати
За меня отправленного в небыль
Как на нитке кукла…
Что ж прости.
В слове не ирония, поверь мне
Голова на плахе не шучу
Я преступник раз поверил в верность
В постоянность и священность чувств
Я виновен в собственном бессилье.
Я виновен в том, что нелюбим
Я виновен в том, что очень сильно
До невероятного любил.
– Я виновен – говорю пред Богом
И готов на приговор любой.
Ты добра, не осудила строго
Под топор, всего-то лишь,
Любовь.
На ритмы Рождественского – Гуськова-1
Хоть бы утром ветерку
дунуть
От жары зеленый клён
Высох
А щеночек мой такой
умный
Все гоняет по двору
кисок
И не скажешь, что уже
взрослый
Я завидую ему
Даром
Я бы тоже погонял
пробку
Словно мячик, только я
старый.
Над асфальтом миражи
лужи
А щенок себе нашел
«место»
Хорошо, что я ему
нужен
Да и он мне, я скажу
честно
Позову его к себе:
«Тузик!»
И не надо повторять
дважды
И подставит он мне свой
пузик
Словно я там почесать
жажду
И не нужно ни кого
рядом
И доверится он мне
может
Если б ты была мне так
Рада
Я с тобой бы погулял
Тоже.
На ритмы Рождественского – Гуськова-2
У меня в ставке есть гусь
Желтый
У меня в хлеву кабан
Белый
И с такою он большой
Жопой
Я горжусь его тугим
Телом
Мой кабель кусает до
Крови
Жеребец есть у меня
Резвый
Но не кроет он ко-
рову
Понимаю я когда
Трезвый.
А жена моя така
Стерва
Вот заныкала опять
Водку
Вы убили бы ее,
Верно?
Без нее мне было бы
Горько.
И пойдет от злобы гусь
Желчью
И от злобы весь кобель
белый
Все равно люблю свою
Женку
Хоть забыл я, что же с ней
Делать.
– Убить – гласит закон – нельзя.
– Нельзя? А если свята цель?
Не запрещайте мне друзья
Мерзавца вызвать на дуэль.
Он был уверен и спесив
И безнаказанности рад.
Свою обиду закусив
Ему шепнул
– К барьеру. Гад.
От гнева голос мой дрожит
И дрожью отвечает он.
Он подл, лицемерен, лжив.
Он сам нарушил мой закон.
– Нельзя убить? Но почему?
Но почему? Скажите мне –
Убить позволено ему?
Его же…
Почему же нет?
Поймет сегодня не уйти.
Проси, что хочешь у него.
– Ну что ж.
Стереть тебя с пути.
И все.
И больше ничего.
Ко мне явились секунданты
Ко мне явились секунданты,
Пусть не окончены дела,
Но я не стану подниматься
Из-за зеленого стола.
Ведь все равно я не успею
Прожить всю жизнь до утра.
Я буду пить и захмелею
Возле зеленого стола.
Сегодня ставок мне не жалко.
Мне деньги больше не нужны.
И молча загребает палкой
«Служитель», наши кругляши.
Ко мне явились секунданты.
И не окончены дела.
А дарованья и таланты
Лежат на скатерти стола.
Говорим о высокой цели
Об идеалах, чистых и светлых.
А живем как в дешевом театре.
В полумерной, двух актовой пьеске.
Выбираем уютное место.
Бережем мы и зубы и горло.
Очень любим стихи мы, о ветре.
И не любим мы мыслить притворно
Нет, мы мыслим открыто и честно.
Если НАДО, нам жизни не жалко.
Мы не лжем.
Если НАДО, конечно.
Ну а если сегодня не надо?
Ну а если не НАДО и завтра?
Через месяц не НАДО тоже.
Мы все ждем когда будет НАДО.
Ну а жизнь нас хлещет по роже.
Мы стареем, дряхлеем даже.
И животик у нас отрастает.
Все дано нам, чего только жаждешь.
И чего еще нам не хватает?
Что нам рваться в открытые двери?
Что любить нам холодные ветры
Наслаждаясь горением печки?
Лицемерны ли мы?
Нет напротив.
Мы честны в благородных порывах.
И открыто живем маски сбросив.
И от этого мы счастливы.
Мы уверенны, что если надо…
если надо…
А если не надо?
Ну вот и все.
И кончилась игра.
Я не любим.
И не люблю, наверно.
Понять все это мне давно пора.
А я страдал. Я мучился. Был верным.
К чему, зачем в мечтанье грез парил
И отдавался я мечтам полночным?
К чему твой образ я боготворил?
Зачем я не был грязным и порочным.
Мне все равно.
Теперь уж все равно,
Все то, что было дорого и мило.
Твой серый дом большой,
