Михаил Айзенберг - Не трогай нас

Название:	Не трогай нас
Автор:	Михаил Айзенберг
Жанр:	Стихи и поэзия
Серии:	Нет данных
ISBN:	Нет данных
Год:	Не установлен

О чем книга "Не трогай нас"

Стихи – это непрерывное выяснение того, что такое стихи. Они не пишутся, а обнаруживаются. Даже больше: это выяснение того, что такое стихи сегодня. Почему это так важно? Потому что для поэта нет более важной задачи, чем выяснение, что такое это «сегодня». Новая книга Михаила Айзенберга – стихи, написанные в 2022–2023 годах, дополненные заглядывающими в будущее, то есть в наше сегодня, стихотворениями предыдущих лет.

Бесплатно читать онлайн Не трогай нас

Из прежних книг

«Этот снимок смазанный знаком…»

Этот снимок смазанный знаком:

на скамейке, с будущим в обнимку,

на скамейке поздно вечерком,

примеряя шапку-невидимку.

Незаметно, боком проберусь

по земле, где вытоптаны виды.

Вот страна, снимающая груз

будущей истории. Мы квиты.

Вся земля пустилась наутек.

Как теперь опомниться, собраться.

Помело поганое метет,

и лишай стрижет под новобранца.

Беженцы нагнали беглеца.

Все смешалось в панике обозной.

И колышет мягкие сердца

общий страх: бежать, пока не поздно.

1982

«Вот она, Москва-красавица…»

Вот она, Москва-красавица, —

постоянный фейерверк.

Поглядите, как бросается

белый низ на черный верх.

Дайте нам, у нас каникулы,

конфетти и серпантин.

Остальное, что накликали,

даже видеть не хотим.

Ожидания доверчиво

в новостях передают.

Всем привет от фейерверкщика,

а от сменщика – салют.

Как бы вытащить из ящика

с говорящей головой

не того, впередсмотрящего

на тебя, как часовой —

словно ты шпана советская

или крайний инвалид.

Он о том, что время детское,

по-немецки говорит.

Время – голову не высуни.

И уходят в дальний путь

дети, загнанные крысами.

Им вода уже по грудь.

«Сон идет за человеком…»

Сон идет за человеком,

изведенным в никуда,

словно талая вода

вперемешку с темным снегом.

Их когда-то сдали в хлам —

всех увечных, безголосых,

что на остров Валаам

укатились на колесах,

на подбитых костылях,

на подкованных дощечках,

в черных сгинули полях,

потонули в черных речках.

Вот и в памяти черно.

На пиру у людоедов

сладко хлебное вино.

И живи, его отведав.

Два голоса

– Что у тебя с лицом?

Нет на тебе лица,

выглядишь беглецом.

– Топкая здесь земля.

Тонок ее настил.

Долог ее отлив.

Быть не хватает сил,

жабрами шевеля.

– Вот объявился тать,

командир этих мест.

Что ни увидит, съест.

Нечего ему дать.

Всех коров извели.

Зверя сдали на вес.

Множатся стригали,

но никаких овец.

– Да, но еще вдали

множатся голоса

выброшенных с земли,

стертых с ее лица.

В камни обращены.

Гонит воздушный ключ

запахи нищеты.

Камень еще горюч.

– Время-то на износ.

Времени-то в обрез.

Что бы ни началось,

некогда ставить крест.

Выбери шаг держать,

голову не клонить,

жаловаться не сметь.

Выбери жизнь, не смерть.

Жизнь, и еще не вся.

Жаловаться нельзя.

«Сажа бела, сколько б ни очерняли…»

Сажа бела, сколько б ни очерняли.

Чей-то червивый голос нудит: «Исчезни!

Если земля, то заодно с червями».

Есть, что ему ответить, да много чести.

Эта земля, впитавшая столько молний,

долго на нас глядела, не нагляделась —

не разглядела: что за народ неполный,

вроде живое, а с виду окаменелость.

Так и бывает, свет не проходит в щели;

есть кто живой, доподлинно неизвестно.

И по ступеням вниз на огонь в пещере

тихо идет за нами хранитель места.

То-то родные ветры свистят как сабли,

небо снижается, воздух наполнен слухом,

чтобы певцы и ратники не ослабли,

чтобы ночные стражи не пали духом.

«Дом, где словно стена пробита…»

Дом, где словно стена пробита.

Дверь запирается так, для вида.

Все качается, не пролей.

Все ж таки надо держать правей,

если в мозгах пляска святого Витта.

Только шурум-бурум да шахсей-вахсей

и ни других гостей,

ни других новостей.

Мозг посылает одни депеши,

как заведенный, одни и те же

в адрес всей этой нечисти. Власти всей.

Это из воздуха на дворе,

полном политики словно гари,

передается: тире – тире

а произносится: твари – твари

«Слово на ветер; не оживет, пока…»

Слово на ветер; не оживет, пока

в долгом дыхании не прорастет зерно.

Скажешь зима – и все снегами занесено.

Скажешь война – и угадаешь наверняка.

Не говори так, ты же не гробовщик.

Время лечит. Дальняя цель молчит.

Но слово зá слово стягивается петля;

все от него, от большого, видать, ума.

Скоро заглянешь зá угол – там зима.

Выдвинешь нижний ящик – а там земля.

«Нравится нет это не мой выбор…»

Нравится нет это не мой выбор

Кто бы не выплыл если такой выпал

кто бы ушел к водорослям и рыбам

по берегам освобождая место

новому зверю имя его известно

Это под ним это в его лапах

мир где пинают гордых и топчут слабых

В каждой щели слышен его запах

В нашей воде он обмывал копыта

В нашей еде клочья его меха

На волосах споры его вида

Но из живых каждый ему помеха

кто не ушел или яму себе не вырыл

Я ж говорю это не мой выбор

«Если настанет время назвать виновных…»

Если настанет время назвать виновных,

будет ли в общем списке еще и этот

мелкий служитель ада из нечиновных

выделен полным сроком в стальных браслетах?

Это же он первый из тех, кто издали

из оголтелых толп набирает фронт

и говорит, что голодных накормят выстрелы —

сразу платок накинут на лишний рот.

Это его криками заполошными

из глубины вызванные, из тьмы,

бедную землю, где обитаем мы,

демоны топчут каменными подошвами.

Далее везде

Раз легли под дырокол вот такие вести,

заместитель и нарком обсуждали вместе:

пики или крести (крики или песни),

или в общей яме уложить слоями —

все решать на месте.

Опер пробует перо, отряхает китель.

Санаторное ситро пьет осведомитель.

Кто сморкался, кто курил, много было смеху.

Председатель говорил, что ему не к спеху.

В санаторной конуре шаткие ступени,

как ремни при кобуре новые скрипели.

Запечатано письмо штатным доброхотом.

На платформе Косино ягода с походом.

После станции Панки все леса в коросте.

В лес ходили грибники, собирали грузди.

Но уже выходит срок: дорогие гости

снаряжают воронок ехать от Черусти.

………………

Зелень снова молода.

Проросла грибница.

Но земля уже не та,

с ней не породниться.

И в краю далеком

под Владивостоком

не поставить свечку

за Вторую речку.

«Пересыпано песком захолустье…»

Пересыпано песком захолустье,

тем и дорого, что так безотрадно;

тем и памятно, что если отпустит,

то уже не принимает обратно.

Там живущее – родня светотени,

в изменениях своих недоступно,

потому и не бежит совпадений

как единственной природы поступка.

Нестяжание его тем и пусто,

что усилие никак не дается.

Но какое-то стеклянное чувство

появляется, вот-вот разобьется.

«Эта местность, сколько б ни светилась…»

Эта местность, сколько б ни светилась,

как в песке налипшая слюда,

есть еще неснятая судимость,

что в тени осталась навсегда.

И на слух чем тише, тем безмерней,

ветром разнесен по сторонам

голос умирающих губерний,

пение, оставленное нам.

«Или мир был добрей…»

Или мир был добрей?

Но всегда пробирало ознобом

от его доброты. У дверей

оказаться б на выходе новом

да бежать поскорей.

Настоящее видишь из прошлого.

Но сегодня в другом измерении

открывается карта дорожная,

объявляется новое зрение.

Где Европа моя, где Америка —

вся подробная их машинерия,

опыт, сложенный, как палиндром?

Я смотрю изнутри недоверия:

возмещение или урон?

Я смотрю изнутри муравейника.

«Вот одна большая идет зима…»

Вот одна большая идет зима,

а за ней другая, не лучше той.

И хозяин льна, господин зерна

говорит про тяжелые времена

прямо-таки с хозяйственной прямотой.

Говорит, что и всходы за рядом ряд

Следующая страница

С этой книгой читают

Иду на Вы! Время «Ч». Том 2

Александр Хрящевский

Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности

Читать

Выход где-то рядом с этой маетой…

Марина Василенко

Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.

Читать

Здравствуй, дневник!

Вероника Шихова

Поэтический сборник включает в себя проникновенную женскую лирику. Каждое из стихотворений откровенно, как личный дневник. Лирическая героиня – женщина сильная и в то же время мечтательная, она живет одновременно двумя жизнями: реальной и воображаемой, миром ее грез и фантазий. И порой разрыв между двумя мирами драматичен.

Читать

Просто немного поэзии

Анастасия Мелиховская

Как правило, стихи получаются от впечатлений, которые ты пережил. Лучшие получаются тогда, когда эти впечатления ты смог выразить словами, облечёнными в те рифмы, те ритмы…

Читать

Я вас лублу!

Дина Рубина

Нет места более священного, чем Иерусалим – «ликующий вопль тысяч и тысяч глоток», «неистовый жар молитв, жалоб и клятв», «тугая котомка» запахов: ладана – христианского квартала, рыбы – мусульманского, свежестиранного белья – еврейского, хлебного – армянского. Жить в этом городе непросто, потому что он, по словам Дины Рубиной, – «вершина трагедии». Но что было бы в жизни писателя, если бы в ней не случился Иерусалим? В конце 1990-х Дина Рубина в

Читать

Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Лаура Спинни

Эта книга – не только свидетельство истории, но и предсказание, ведь и современный мир уже «никогда не будет прежним».В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Читать

Пушистый вреди(спаси)тель

Ольга Олие

Оказаться в чужом теле и на грани жизни и смерти - то еще удовольствие. Услышать, какая участь ожидает в ближайшее время - медленно заползающий в душу ужас. И ведь не сбежать, так как тело все еще не двигается. Казалось бы, жизнь почти закончена. Но тут появляется Он. Пушистый спаситель, с помощью которого удалось не только сбежать, но и избежать монаршей кары. Даже закрыла глаза на то, что спаситель порой становится самым настоящим вредителем. У

Читать

Опасные и порочные. Алиса Вишня

Эль Ли

Двое здоровенных мужиков бандитского вида, в чью тачку я въехала, стоят напротив меня и рассматривают. Нехорошо так глядят... Может, получится с ними договориться? Возрастные ограничения 18+

Читать