Свинцовые веки не желали подниматься, удушливый запах забивался в легкие, мешая нормально дышать. От голода кружилась голова. Тело… Оно и вовсе напоминало один сплошной синяк. Даже двигаться было больно. Во рту самая настоящая пустыня и кислый привкус, от которого нещадно тошнило. Но больше всего мне не понравился запах миндаля. Сомневаюсь, что кто-то решил накормить меня орешками. Кожа чесалась, наверняка от грязи. А от чего еще, учитывая тот факт, что я наверняка оказалась в каком-то бомжатнике.
Осталось понять, как я тут вообще оказалась. Накануне ведь ничего, как говорится, не предвещало. Я отлично помню, что мы с подругами отмечали мой юбилей попутно с разводом. Полтинник, как-никак стукнуло. А еще я стала свободной женщиной, что не могло не радовать. Хотя в душе все те же восемнадцать. Но последнее воспоминание — как мы пьем не то седьмой, не то десятый раз и все за мои долгие годы жизни. А вот дальше провал.
Причем самое ужасное, я совершенно не могла вспомнить ни своего имени, ни чем занималась в прошлой жизни. Только праздник и все. Как такое возможно? Куда делись мои воспоминания? Да я даже саму себя не помнила. И сколько времени я нахожусь в этом бомжатнике? Неужели подруги меня не ищут?
Я так глубоко погрузилась в себя, что не сразу расслышала тяжелые шаги где-то за пределами того места, где я сейчас лежала. Прислушалась. Разговаривали двое, но слов разобрать не получалось. Да и язык странный, гортанное «Р» похожее на французское, но вместе с тем такое жесткое, как любят немцы. Да и некоторые фразы… Этот язык не получалось идентифицировать. Но каким-то образом часть слов разобрать получилось. Упоминалось наследство, поместье, деньги, тварь, которая не желала подыхать или подписывать документ.
А потом двери открылись. По моим ощущениям вошли двое. В нос тут же ударил весьма приятный запах женских и мужских духов. И тут же женский голос с брезгливыми нотками проныл:
— Фу, ну и вонь. Люпер, почему она еще не сдохла? Ты же мне обещал? Завтра нагрянет королевская проверка. Если они ее тут такую увидят, сразу вызовут лекаря и поймут, что происходит. Ты понимаешь, что до утра она должна сдохнуть.
— Форина, я не понимаю. Мои зелья еще никогда не давали осечку, — а голос-то глубокий, бархатистый. Таким только женщин соблазнять. Не удивлюсь, если еще и внешность у него окажется под стать. такая же привлекательная. — К тому же ты сама понимаешь, сейчас нам нельзя ей что-то давать. Ищейки, что прибудут с комиссией, сразу ощутят постороннее вмешательство. И затеют разбор. Оно тебе надо? Ты посмотри на нее. Да ей два раза вздохнуть осталось. Думаю, к утру она и сама окочурится.
— Очень надеюсь, что ты прав, иначе… — в голосе женщины угроза.
Я слушала этих двоих и пыталась сообразить: какая королевская проверка? Какие ищейки. Где я вообще? И так задумалась, что до меня не сразу дошло, что я слышу характерные звуки поцелуев. Меня едва не вывернуло наизнанку. Они что, извращенцы? Тут такая вонь, а они целоваться вздумали. Но дальнейшие слова мужчины и вовсе ввели меня в ступор.
— Уверен, Форина, уже завтра именно ты станешь графиней Орен. Жаль, что придется пожертвовать поместьем «Грань души», но тут ни один законник не сможет тебе помочь, это наследство матери Аны, к тебе оно, увы, не имеет отношения.
— Хм… У меня есть идея. Ты сможешь своей магией заставить ее подчиниться? — в голосе столько предвкушения, что мне стало страшно. Тут еще и магия есть?
Где тут — я пока никак не могла понять. Но мой мозг, обработав информацию, сразу выдал тот факт, что та самая Ана и есть я. Как это возможно, решила потом подумать. Пока мне оставалось только прислушиваться.
— Могу. А зачем тебе? — теперь мужчина насторожился. Женщина с радостью выдала:
— Ты должен заставить ее подписать документы, пока она в таком состоянии. А то если к утру и правда сдохнет, то я потеряю «Грань души». А там, говорят, где-то зарыты сокровища лорда Орена третьего. И вот уже три столетия их никто не смог отыскать. Даже, как я слышала, полностью перестраивали поместье, разбирая его едва ли не по камушку. Но я чувствую, что они там.
— Интересная идея, но есть проблема. Любое вмешательство сразу будет отмечено всплеском, я ведь тебе неоднократно об этом говорил. Ты давно хотела так сделать. Забыла?
— Забыла, — раздраженно бросила Форина. — И что нам делать? Вот так запросто отказаться от него?
— Я тут долго думал, искал ответы в магических книгах. И нашел, как нам затереть следы. Даже нужные ингредиенты успел собрать. Надо только сварить зелье и после применения магии принуждения разбрызгать его вокруг, тогда ни следа не останется.
— Так чего ты ждешь? Иди, вари свое зелье. У нас совсем мало времени осталось, — скомандовала женщина. Они уже собирались покинуть мою комнату, но тут послышался топот ног. А какая-то девица визгливо заголосила:
— Леди Форина! Леди Форина! Вам послание из королевской канцелярии.
— Чего орешь, дура? — рявкнула леди. — Давай сюда.
Несколько минут раздавался шелест бумаги, а за ним последовал радостный возглас женщины.
— Люпер! Это определенно наша удача. Никакой комиссии не будет. Нам надлежит пригласить мэра Сольска, чтобы он увидел Ану Орен. Ну и констатировал ее неизлечимую болезнь.
— А уж с этим продажным жуком мы вполне сможем договориться, — радостно подхватил Люпер.
— Сама удача на нашей стороне. Все, иди, готовь свое зелье, утром мы заставим эту тварь все подписать, а потом пусть сдыхает, — мстительно выдала женщина, после чего пара покинула комнату.
Мне стало совсем худо. Вот так не успеешь возродиться, как снова подохнешь. В том, что я в другом мире — мозг отметил сразу. А где еще могут быть графини, королевства, магия? И ведь свою первую смерть я не помню. Что же такого произошло на моем юбилее? И кем я была раньше?
Ответ на мой вопрос не находился, он скрывался где-то в том плотном тумане, который сейчас был в голове. И как ни силилась, ничего не выходило. Но самое обидное, что я и эту жизнь совершенно не помнила. Кто же забрал у меня память сразу о двух жизнях? Как же мне быть дальше, если я совершенно ничего не знаю?
А потом что-то пушистое защекотало нос. Я чихнула. Еще раз. И вроде как от чиха должно быть больно, учитывая состояние тела, но мне напротив становилось легче. А с последним чихом я даже смогла открыть глаза, чтобы уставиться на пушистого светлого кота, глаза которого светились, разглядывая меня.
— Очнулась? Долго разлеживаться будешь? Или решила на радость мачехи сдохнуть в этой помойке? — ядовито поинтересовался… Кот?
Так, надо отрешиться от всех странностей. Подумаешь, животное разговаривает. Эка невидаль. Но принять данный факт получалось с трудом. Видимо, я не привыкла к такому. Потому принятие давалось с трудом.
