Год 1372 от начала правления императора Кайгэ по куаньлинскому календарю, месяц Бурь
К ручью осторожно, проваливаясь по брюхо в свежевыпавший снег, спускался изюбр, наклонял рогатую голову, чтобы не задеть низко нависающие ветви. От широкой незамерзшей еще полыньи поднималось влажное марево, оседающее на соседних деревьях и обрывистых каменистых склонах ручья причудливой белой вязью, – зимой здесь, в предгорьях Эбэгэйского хребта, стояли трескучие морозы. Влажные ноздри изюбра тоже покрылись белой каемкой, черный блестящий глаз косил в сторону леса, уши прядали, – что-то тревожило животное. Наконец, простояв довольно долго в глухой тишине морозного утра, изюбр спустился к полынье и опустил морду в быструю воду, масляно-черную среди окружающей ее хрупкой ледяной корки.
Коротко свистнула стрела, следом, почти догоняя первую, полетела вторая. Изюбр прянул было, но не успел – одна стрела вошла ему в грудь, вторая в брюхо. Животное мучительно закричало, судорожно метнулось в слепой жажде бежать, но под его весом намерзшая ледяная кромка проломилась, и изюбр провалился в воду по брюхо. Ручей был довольно мелким, но сил выбраться из ледяной ловушки, умчаться прочь у него уже не было – глаза застилало, вода и снег вокруг окрашивались красным.
Он уже умирал, когда с противоположной стороны ручья, сшибив целый сугроб снега с огромной ели, появился человек на коротких, широких снегоступах и меховой парке с капюшоном. Они встретились взглядом за удар сердца до того, как огромный олень перестал дышать. Человек откинул с головы капюшон, и стало видно, что он стар, – седые косицы, прорезанное морщинами лицо, темное, как кора. Ловко срубив молоденькую осинку, он подошел к краю ручья, опустил слегу в воду, оттолкнулся и легко перемахнул на другой берег. Затем вытащил из-за пояса нож, резанул изюбра по шейной артерии и припал губами к ране – кровь только что убитого зверя, еще теплая, дарует силу и вечную молодость, вместе с ней сила зверя переходит к охотнику.
Оторвался, отер губы, отступил, наблюдая, как темно-красный ручеек струится по шкуре и беззвучно утекает в черную воду. Потом сноровисто снял со спины хитро привязанный тючок, вытащил несколько гладких, оструганных колышков и принялся мастерить волокушу.
Он уже почти закончил, когда с того берега донесся треск сучьев, какой сопровождает только неумело ломящегося по лесу человека. Старый охотник откинул ухо меховой шапки, прислушался. Пар от его дыхания желтоватыми в солнечном свете клубочками поднимался вверх.
Троих торопливо пробиравшихся к нему людей можно было разглядеть издалека. По меньшей мере двое из них явно были чужаками, ни один охорит не будет так переваливаться в снегоступах.
– Эй, старик, – услышал он молодой недовольный голос. – Это был наш изюбр, мы его из-за хребта сюда гнали!
– Наверное, ваш куда-то еще побежал. Этого я с осени заприметил, куда он на водопой ходит, – лукаво сказал старик. – Вот туточки, в ентом месте и ожидал.
– Ну я же говорю – наш. – Говоривший выбрался на берег ручья, и старик смог рассмотреть его скрытое паркой лицо. Впрочем, он и без этого уже знал, кто это: это чужаки из Ургаха, видно по змеиным глазам. Следом подошел второй – оба были на голову выше сопровождающего их охорита, – тщедушного кривоногого парня с непроницаемым скуластым лицом.
– Что скажешь, Этугей? – обратился старик к проводнику и по тому, как обратился, сколько в голосе прозвучало властной уверенности, стало ясно: он не простой немощный старик.
– Да… то есть нет, Кухулен-отэгэ, – затравленно забормотал проводник. Видно было, что он боится и старика, и своих чужеземных спутников.
– Ты что говоришь? – обернулся к нему один из чужеземцев. – Зенки залепило?
Этугей вжал голову в плечи и стал оттого похож на нахохлившегося облезлого воробья.
– Н-нет, все так, как в-вы сказали, господин, – невнятной скороговоркой промямлил он, косясь на старика, – видимо, выбрал, кого стоит бояться больше.
– Ну во-от, а я что говорю? – с удовольствием растягивая слова, проговорил чужеземец. Подмигнул второму, до странности на него похожему, и нагло уставился на старика. – Так что, видишь, старик, на нашей стороне правда. Так и быть, можешь вырезать себе печень – мы, ургаши, считаем ее употребление варварским, да еще как вы ее едите, сырой…
– А ты добрый, молодой господин, – усмехнулся старик, показал белые молодые зубы, – у вас в Ургахе все такие?
– Да ты еще дерзишь, пожиратель падали. – Второй незнакомец выхватил из-за пояса лук и сноровисто натянул тетиву. Наконечник стрелы смотрел прямо в лоб старику, однако тот даже бровью не повел. Этугей, однако, изо всех сил повис на руке незнакомца:
– Пожалуйста, не надо!
– Отвяжись, это не твое дело. – Возмущенный ургаш сшиб коротышку охорита с ног, его лицо перекосилось гневом.
– Господин, здесь живут горные охориты, они все колдуны! Прошу вас, не надо! – продолжал причитать Этугей, закрывая лицо рукавами, как испуганный ребенок. Впрочем, его слова не вызвали у его спутников благоговейного трепета.
– У нас в Ургахе такими закусывают! Прочь с дороги! – проревел второй ургаш, поворачиваясь к несчастному проводнику, посмевшему усомниться в его могуществе. Он пнул охорита с презрительной гримасой, затем сорвал лук с плеча, демонстративно прицелился… и в растерянности опустил его: старик вместе со своей добычей… пропали, на том месте, где они только что были, остались только разостланная волокуша, следы и кровяная полоса.
– Я же говорил – колдун! – взвыл Этугей, огорченно тараща глаза. – Ой-е, пропала моя голова!
– Твоя голова куда в большей опасности прямо сейчас, – с угрозой сказал первый ургаш, тот, что завязал перепалку. – Не так ли, Унарипишти?
– Так, так, дорогой братец, – ухмыльнулся тот, явно забавляясь непритворным ужасом охорита. – Ты что же, варвар, не веришь нам?
– Верю, верю, – с усердием закивал тот. – В Ургахе все колдуны, надо хорошо служить…
– Вот-вот, почаще повторяй это, – приходя во все более веселое расположение духа, одобрил Унарипишти. – Глядишь, и выучишь. Так оно, Даушкиваси?
– А как же!
– А твоего плюгавого колдунишку мы достанем, как есть достанем! – подбоченясь, сказал Унарипишти. – Еще раньше, чем он нашего изюбра переварит.
– У-у-у-у! – Даушкиваси приложил к губам руку, протяжно завыл и завертелся на месте. – Видишь? Я послал твоему колдуну вдогонку злого духа. Он теперь не остановится, пока не найдет его и не сгрызет ему печень. Пропал твой колдун!
– Ой-е, пропал! – завороженно повторил Этугей, на всякий случай отодвигаясь подальше. – Великие вы колдуны, не губите маленького человека. Хорошо служить буду!
