…Знаешь, последнее время я чувствую себя лишним в этом мире людей. Порой до того лишним чувствую себя, что совершенно теряюсь: зачем, для чего я еще здесь?.. Что это: испытание или кара?..
Был у меня, не друг, так, знакомый один. Фамилия нелепая у него была – Семечкин. Хотя почему нелепая, если разобраться, – вполне обычная. Потом мы как-то с ним потерялись, как все в этом мире теряются; год его не видел, а то и больше…
Недавно встретил одну нашу общую знакомую:
– Знаешь, – говорит, – Витя утонул… В своей ванной… – Печально так сказала, точно жалела его, да и жалела верно…
Ну, повспоминали: рассказала она мне, как водится, подробности, – Я ж накануне с ним разговаривала, в пятницу… Так вот… лицо в лицо…Он какой-то потерянный весь был, странный… Помню, что-то по работе спросила; посмотрел сквозь меня, точно и не слушал: «Мне бы, – говорит, – твои заботы…» И все. А в понедельник на работу не вышел. Мы, конечно, послали к нему домой. Не открыл. Потом еще сходили, опять никого. Вызвали милицию, дверь вскрыли; а Витя там мертвый уже… И воды полная ванна.
А я почему-то другое вспомнил. Неухоженный он какой-то был, Семечкин. Подсмеивались все над ним. И умный вроде, а неухоженный. Обреченный какой-то.
Еще мимоходом вспомнил: нездешний он был, приезжий. Вроде скрывался даже от кого-то. Кому-то из «крутых» у себя на родине не то задолжал, не то дорогу перешел… Впрочем, в подробности он никого не посвящал, очень уж дело деликатное…
Приехал сюда, устроился на работу к хозяину, тот ему и квартиру снял, и аванс на обустройство выдал… Грамотный он был мужик, Семечкин, по части юриспруденции – ловко бумажки всякие составлял, и для дела полезный.
И все бы, наверно, у него наладилось, пил только он сильно… Тосковал, что ли?.. А может, лишним себя чувствовал?..
… знаешь, меня постоянно мучает вопрос, откуда оно, это чувство?.. Почему у людей возникает вдруг?.. Не у всех возникает, у некоторых. Точно отмечены они проклятьем…
Впрочем, лучше по порядку. Поздняя осень, скорее всего, – конец октября. Слякоть. Сплошное месиво из листьев и грязи. И не то чтобы дождь, а что-то такое моросящее, подавляющее, неуютное. Улица, прямая и длинная, ничем не отличающаяся от сотен других деревенских улиц. Пусто.
Только один человек идет по улице, по самой ее середине; пожилой человек с тростью, в шляпе. На вид бывший учитель или бухгалтер поселкового Совета. Теперь – точно пенсионер. Видимо, его мучает отдышка, потому двигается он медленно, слегка прихрамывая, часто останавливается.
Почему-то собаки не любят людей с тростью. Не любят и все тут… Но и они сегодня совсем не обращают внимания на одинокого прохожего; охота им в такую-то погоду!.. – лежат себе в подворотнях; взглядом проводят да тявкнут разок для приличия; и то не всякая позволит.
И тут-то – откуда взялась только? – ма-аленькая такая собачонка, шерсть вся грязная, скатанная клочьями; но злая, видать; выкатывается она на середину, прямо перед пенсионером, крутится вокруг него, тявкает, наскакивает. Он, сначала незлобно, пытается отмахнуться от нее, как от назойливой мухи, цыкает, потом отталкивает тростью, верно, и ему надоедает это бестолковое тявканье… Но собачонка не отстает.
И тогда-то, остальные, ленивые, лежащие в подворотнях шавки, до этого мирные почти, – срываются с належанных теплых мест и сворой облаивают человека. Он громко, неумело матерится на всю улицу, отмахивается; собаки визжат, отскакивают, но опять бросаются на него с утроенной энергией…
Ты спросишь, к чему я это?.. Я и сам не знаю. Просто вспомнилась картинка. Потому и решил записать.
… знаешь, у нас теперь снег. Настоящая зима, хотя, конец октября. За окном рябина: тонкий прутик, торчит сиротливо, и гроздья ягод такие красные!.. – ком к горлу подступает.
Темнеет теперь рано, и утром, когда на работу собираешься, тоже темно. Поэтому, или еще почему, на работу идти не очень хочется. Но надо. Кому надо, зачем… – дело второе. Надо и все. Знаешь, «есть такое слово…»
А может, и не с этого начать?.. Да и не о себе вовсе.
Кажиков решил повеситься. Глупо вроде решил, однако твердо. Подумал – где, и получилось так, что удобнее всего в баньке. Во-первых, тепло и спокойно – никто не помешает; во-вторых, крюк на потолке есть, за него бабка кажиковская веревку для белья привязывает; удобно, в смысле веревку привязывать… Хотя, и ему ведь тоже веревку… А в-третьих, – мыло под рукой…
…работала в конторе вместе с Кажиковым бухгалтерша Саша. Все ее Сашенькой называли. Вернее, она-то давно работала, это Кажиков позже устроился. Поначалу у них с Сашенькой отношения теплые сложились, товарищеские. Кажиков раз по пять на дню к Сашеньке в кабинет заходил. Просто, ради человеческого общения. И она к нему тоже. Спрашивала: по работе что, или просто так, – Валер, ты научишь меня на компьютере?..
– Научу. Ничего сложного там нет. Главное, не бояться… – И Кажиков увлеченно показывал Сашеньке, как работать в Word, в 1С-бухгалтерии, в других программах…
Она слушала его, пыталась что-то сделать сама; получалось у нее плохо, и она шутливо, не без кокетства, себя ругала:
– И надо же такой глупой уродиться!.. Вот уж воистину, курица не птица…
– Ничего, все получится, – уверенно успокаивал ее Кажиков, – просто практика нужна.
– Да уж, – не то соглашалась, не то не соглашалась Сашенька.
– Знаешь, Валер, все у нас тут как-то не так: все друг друга подсиживают… все друг на друга стучат начальству… Все как-то не так… – Сашеньнька почему-то откровенничала с ним…
…как-то ремонт в конторе затеяли. Как раз с кажиковской комнаты начали. Пока суть да дело, Кажиков и напросился к Сашеньке переселиться. С этого-то все и началось.
Все нормально вроде, только ремонт затянулся. Стал Кажиков замечать, что присутствие его в комнате Саше вроде как в тягость. То ли привыкла она одна быть, то ли стесняется его. Он даже курить чаще стал выходить, лишь бы не мешаться. Однако, что еще сделаешь…
А строители, как назло, и вовсе торопиться перестали. Однажды вызвал Кажикова главбух, Василий Степанович. По началу все по делам, а потом и говорит:
– Тут, Валерий, вот какое дело… Сашенька заявление написала, отпуск за свой счет просит.
Кажиков только плечами пожал: ну просит и просит, стало быть, есть на то причина.
– Видишь ли, – мнется Василий Степанович, – я ее к себе вызвал, «В чем причина?» – спрашиваю. Знаешь, что ответила?.. Не знаешь… Вот то-то и оно! Одежда говорит у тебя плесенью пахнет или сыростью какой… Сидеть, говорит, с тобой в одном кабинете невозможно…
Кажикова, как обухом по голове! Ладно бы другой кто, и то сказать, с другими сослуживцами он не очень-то ладил. Точнее, не ладил никак: «здравствуйте», «до свидания», по работе что… А тут Сашенька!..
