По желтой степи брели усталые лошади и медленно тянули за собой тяжелые телеги. Колёса тележные скрипели: то сердито, то жалобно. И крепко люди сжимали зубы от этого надоедливого скрипа. Майское солнце почти забралось на самый верх неба и беспощадно палило оттуда нестерпимым жаром. Негде от того жара скрыться: только степь кругом да далекие горы в сизой туманной дымке. До последней крайности истомились путники, когда старик с костистым лицом и уродливыми надбровьями, сидевший на передней телеги прохрипел:
– Терпите, вон уж Джанама показалась. Немного нам еще мучиться. К вечеру дома будем!
Засуетились, заёрзали путешественники от стариковского крика, стали подниматься, вглядываться в степную даль, и, заметив там убогие постройки, облегченно вздыхали: не за горами родимый дом. И речка Тентек рядом, она как раз околицу Джанамы и обнимает. Полегче сразу стало, надежда появилась на горизонте. Вот-вот станет реальностью и заветная мечта странников: умыть лицо холодной речной водой да напиться вдоволь. Однако на окраине селения ждала мечтателей досада.
– А ну стой! – выбравшись из-под ветхого камышового навеса, закричал белобрысый солдат с облупившимся носом. – Куда прёшь?!
В руках солдат сжимал винтовку, поэтому старик на передней телеге резко дернул на себя вожжи, останавливая усталую, но уже почуявшую близкую воду лошадь. Встали и другие телеги.
– Кто такие? – преградил странникам путь хмурый боец.
– Мирные мы, – залебезил старик, слезая с телеги. – Из Гавриловки идем, на промысле там были, на заработках, а теперь домой возвращаемся в Ушарал.
– Нельзя в Ушарал, – повесил солдат винтовку на плечо.
– Как нельзя? – всполошился старик. – Нам надо.
– Банда там.
– Какая еще банда?
– Сдыхали, поди, о черном атамане Анненкове? Вот он в Ушарале сейчас и окопался.
– Так он давно там, он нас не тронет, – замотал головой старец. – Мы мирные. Зла никому не хотим. Пропусти, милый человек. Кому мы нужны: бабы да я – старик.
При слове «бабы» лицо солдата, хранившего досель окаменевшее безразличие, расслабилось в некое подобие любопытной улыбки.
– Бабы, говоришь, – хмыкнул боец и стал рассматривать сидевших на телегах женщин. По мере осмотра, улыбка на лице военного медленно превращалась в презрительную усмешку. Грузные вспотевшие женщины с землистым цветом лица в грязной одежде явно не пришлись солдату по душе. А когда он заметил на щеке одной из обозниц сизо-красную гнойную язву, так его аж передернуло от брезгливого возмущения.
Солдат хотел плюнуть от великой досады на пыльную дорогу, но тут он заметил на последней телеге молодого щуплого парня с печальным лицом и при очках в стальной оправе.
– Кто такой?! – будто выплеснул всё своё негодование боец, срывая с плеча винтовку.
– Я…, – залепетал парень и стал надрывно кашлять, – к родственникам иду в Ушарал. Кх-х-х. К сестре… Кх-х-х…
– А ну слезай, контра, – передернул солдат затвор, – пошли к командиру. Средь баб хотел затесаться! Не выйдет! Пошли …
Командир красноармейского отряда вместе с комиссаром сидели за столом в низенькой мазанке, изнывали от жары и пили зеленый чай.
– Контру поймал, товарищ командир, – доложил боец, распахивая дверь. – Средь баб прятался, гнида! – После этих слов, солдат так крепко ударил своего пленника прикладом промеж лопаток, что тот на самую малость не свалился на колени. – При очках, гад! Не иначе, к бандитам пробирался. Точно, лазутчик!
– А у тебя, Коровин, любой, кто в очках, так непременно и контра, – разглядывая изрядно смущенного пленника, встал из-за стола комиссар. – Тебя послушать, так…
– Кто такой? – строго спросил командир, не позволив комиссару высказать полностью свою мысль.
– Николай Громов, – торопливо доставая из кармана какую-то бумагу, забормотал испуганный парень. – В Ушарал я иду. Кх-х-х. К сестре двоюродной. Болен я, а она обещала меня к знахарю, который горным мумиё лечит, отвести. Кх-х-х… Она знает…
– Как зовут сестру? – спросил командир, вглядываясь в худое изможденное лицо юнца.
– Вересова Марьяна Ивановна, – часто заморгал Громов. – Её в Ушарале все знают. Учительница она. Кх-х-х. Пропустите меня, товарищ командир, умираю, ведь…
Командир замолчал, поскрёб заросшую щетиной щеку, подошел к открытому окну, шумно высморкался и стал смотреть на кусты, густо заполонившие невысокий речной бережок. Комиссар тоже было шагнул к окну, но резко обернулся и спросил, дрожащего парня.
– А идешь-то ты откуда, милый друг?
– Из Семипалатинска.
– Родные там у тебя есть?
– Матушка там. Кх-х-х . Она акушерка при городском лазарете. Громова Наталья Петровна.
– Вот, видишь, – вздохнул комиссар, – мать у тебя в нашем Семипалатинске, а, значит, ты нам должен помочь.
– Да чем же я смогу помочь? – вскинул на комиссара серые глаза пленник. – Какой из меня помощник? Болен я. Кх-х-х. Жить-то мне совсем ничего осталось…
– Вот ты и должен, Николай, напоследок геройский подвиг совершить. Ради власти нашей народной, так сказать, не пощадить ничего. След оставить в памяти народной…
– А что, что сделать я должен? – в нервном возбуждении завертел головой Николай.– Кх-х-хе…
– Мы сейчас пропустим ваш обоз. Вот. Когда будете въезжать в Ушарал, то ты должен внимательно смотреть и выявить все укрепления на окраине, есть ли там пулеметные гнезда и всё прочее. Понял? Я по глазам вижу, что ты грамотный, смышленый и приметливый, а потому рассмотреть тебе укрепления, что раз плюнуть. Конечно, ежели вас там сразу к стенке не поставят… но, в жизни всякое бывает. Посмотришь там всё, по селу походишь, а ночью нам расскажешь…
– Как же я расскажу-то? – вытаращил на комиссара испуганные глаза Громов. – Я ж там буду.
– Так, вернешься ты к нам, как стемнеет. Доползешь по степи до речки, а дальше по кустам прибрежным… Чего проще-то?
– Нет, – никак не хотел соглашаться Николай. – Я же говорю, что болен: не доползти мне… Кх-х-х.… А если меня бандиты поймают?
– Слушай! – заорал командир и, что есть силы, ударил кулаком по подоконнику. – Ты всё у меня сделаешь, что комиссар сказал! А артачиться будешь, то я сейчас же пакет в штаб дивизии отправлю, чтоб мать твою в Семипалатинске к стенке поставили! Потом и сестру твою туда же! Ты понял меня?! Только попробуй, не вернись сегодня ночью!
Когда обоз, переправившись через реку, отъехал от аула Джанама больше, чем на версту, старик спрыгнул со своей телеги и подсел к понуро сидевшему на другой телеге парню.
– А я испугался, что не пропустят, – заговорил старец, утирая обильный пот со лба. – Решил уж, что прогорело наше с тобой дело. И откуда они только здесь взялись?
– Передовой отряд. Атамана Анненкова преследуют.
– Так им Анненков и дался, – усмехнулся старик. – У него тысяч пять бойцов таких, что оторви да брось. Казаки да уйгуры. Анненкова так просто не возьмешь, это я точно знаю. Видел Бориса Владимировича в деле. От тебя-то чего они хотели?
