Начать я решил с Пат. Она жила рядом, буквально рукой подать. Но это если напрямик, через Осенний Лес, а так мало кто делает. В Лес не ходят. Точнее, из Леса не возвращаются. Про Лес, в основном, говорят. Что там всегда осень и на деревьях нет ни единого зелёного листка. Что там растут лианы, заканчивающиеся скользящей петлёй, которая редко пустует. Что висельники, которые свели счёты с жизнью в Лесу, истлевая, превращаются в сухие листья. Что половина листьев, лежащих там на земле или падающих с деревьев – вовсе даже не листья. Что когда поднимается ветер, эти штуки кружатся в воздухе и нашёптывают путникам такое, от чего большинство остаётся в Лесу навсегда. Сначала покачиваясь на ветке, потом опадая вниз – шуршать под ногами и дожидаться очередного прохожего.
Одним словом, крутое метечко. Я решил заглянуть и, должен сказать, ни разу не пожалел. Очень красиво. Земля, небо, воздух – всё, представьте, заполнено сухими листьями: жёлтыми, красными, огненно-рыжими… И да, ветер мастерит из них жутковатые говорящие штуки. Нашёптывают, конечно. Стараются. Но что такого они могут сказать двенадцатилетнему мальчику, который, к тому же, и не взрослеет? Ничего такого они сказать не могут. Ну, и не сказали.
Правда, когда я уже выходил из Леса, меня окликнули. Выглядели они не очень, поскольку были сделаны из сухих листьев: местами просвечивали на солнце, местами подгнили, кое-где загнулись и обтрепались, но узнать их было нетрудно. Папа и мама, кто ж ещё.
Сказали, что любят. Ну, тоже мне новости. Я их тоже люблю. Сказали, что скучают. Ну, не без этого, да. Звали погостить. А вот это уж дудки.
– Спасибо, конечно, – поблагодарил их я, – но лучше как-нибудь в другой раз.
Тут, конечно, они принялись меня уговаривать и убеждать, и началась такая привычная тошная морока, что я машинально достал сигарету и закурил. Тут мои травчатые предки сразу заткнулись и в ужасе уставились на меня гнилыми своими желудями. Ну, сами понимаете: зелёный путь, ЗОЖ, все дела, и тут я с этой сигаретой. Свалял дурака, чего уж. Так что я поскорее эту мерзость выплюнул, и тут…
Вот предки вечно твердили мне, что курение убивает, а я не верил. Ну, что сказать? Они были правы, а я ошибался. Правда, очень уж там было сухо. Даже странно, как этого не случилось раньше. Всё равно что одуванчик спалить: раз и готово. В общем, если вы вдруг планировали посетить как-нибудь Осенний Лес, должен вас расстроить: нет больше того леса.
Из плюсов – никто не вешается, никто ничего не нашёптывает. Из минусов – очень скучно, и еще я весь вымазался в саже, сжёг волосы на голове и провонял гарью. Девочки этого не любят, а Пат, при всём уважении, девочка. Ну и вообще, кому охота являться в таком виде в гости?
Вот только, когда я добрался до места, все эти глупости разом вылетели у меня из головы. Домика Пат больше не было. Исчез. На его месте торчал теперь огромный средневековый замок. Чистенький, прилежный и аккуратный – прям с иголочки. Такой весь до отвращения белоснежный, с бесчисленными идиотскими башенками. Он прямо-таки напрашивался, чтобы его разрушили или, на худой конец, осадили. Я ограничился тем, что плюнул на ближайшую стену и хорошенько её пнул.
Вышло не совсем ладно, потому что она возьми вдруг и упади. Прямо на одну из башенок. Башенка завалилась тоже, и пошло и поехало. Через минуту на холме и следа не осталось от замка – только я и клубы оседающей пыли.
Такой стыд! Я, признаться, плохо представляю, сколько стоят средневековые замки, но оно и не важно: денег у меня всё равно не было никаких.
– Попал ты, брат Сири, – говорю я себе. – Крепко попал.
Потом думаю: Может, можно ещё чего исправить, пока никто не видел? – и начинаю поднимать ближайшую стену…
Ничего, конечно, из этого не получается, и в первую очередь потому, что всё изначально было сделано на соплях. И вот представьте: стою я один посреди развалин, держу по куску картона в каждой руке, и вдруг чей-то голос восклицает чуть не над самым моим ухом:
– Боже мой! Какой ужас!
Я аж подпрыгнул от неожиданности. Оборачиваюсь и вижу принцессу. С нежным бледным личиком, в голубом платье, которое втрое её длиннее, с короной на голове и букетиком цветов в руках. Начинаю соображать, что, похоже, бедняжка собирала в лесу цветочки, пока я тут рушил её владения. Получается, она здесь живёт. И где же, в таком случае, Пат? Переехала она, что ли, или это я заблудился? Но это бы ладно, сначала нужно разобраться с принцессой. А она не унимается:
– Что здесь случилось, сэр рыцарь? Отвечайте же! Это был дракон?
С драконом, думаю, это она удачно выступила.
– Да, ваше высочество, – отвечаю. – Дракон. И премерзкий. Уж я его гнал-гнал… И «фу» ему говорил, и «брысь» и «плюнь» – всё без толку. Не слушает. Пока не разнёс всё вдребезги, не улетел.
По-моему, хорошо сказал. А принцесса в ответ:
– Ты, Сири, совсем о…, что ли? Какой на х… дракон? Что ты мне, б…, втираешь? Ты хоть знаешь, с…, сколько я эту х… клеила?
– Ничего себе, – говорю, – какое ваше высочество продвинутое. У меня, конечно, есть что ответить на все эти х… и б…, да рыцарский кодекс не позволяет. А вот жила тут раньше некая Пат, и если бы ваше высочество соблаговолили указать мне, по возможности без мата, её новый адрес…
– Я и есть Пат, кретин несчастный, – отвечает принцесса.
– Ага, – говорю. – Конечно. А я пудель Артемон. Приятно познакомиться.
– У-у, идиотина, – шипит принцесса. – Сейчас. Погоди.
Отворачивается от меня и начинает что-то там делать с лицом. Судя по всему: красится. С девчонками всегда так. Если отвернулась – наверняка красится. В туалет пошла – точно красится. Опоздала на встречу – красилась. Вообще не пришла – не успела накраситься. Дело простое и ясное, да только такую рожу как у Пат за минуту фиг нарисуешь. Но принцесса оборачивается, и нате вам! Пат! Эту злобную веснушчатую физиономию и рыжие патлы я ни с кем не спутаю.
– Ну здрасти вам, – говорю. – Приехали. Принцессы, замки, драконы… Не наигралась ещё, мать?
– На себя посмотри, огрызок несчастный. Опять ни на сантиметр не вырос. И принесло тебя на мою голову. Вечно от тебя одни неприятности. Ну, чего надо?
Пат такая Пат. Обожаю её.