– Люди добрые! Вы только посмотрите на нее! Половина России стремится в Москву, чтобы хоть как-то выжить, сделать карьеру, а эта дуреха вздумала изображать жену декабриста! – Отец театральным жестом воздел руки к небу. – О боже, вразуми мою дочь, чтобы не наломала дров!
«Люди добрые» в лице мамы и бабушки осуждающе молчали, понимая, что их черед выразить свое отношение к событиям еще впереди.
Отец отошел к окну, устало опустился в кресло и окинул сердитым взглядом тоненькую фигурку дочери.
– Объясни еще раз старому склеротику, какая муха тебя укусила. Мы все – и я, и бабушка, и мама – оплакиваем Сережу. Но в трудные времена человек находит опору в близких людях, в друзьях, в любимой работе, наконец… Ты же словно не от мира сего! Бросаешься очертя голову в крайности: не спрашиваешь ни у кого совета, увольняешься с работы, покупаешь билет на самолет. Ну, скажи на милость, кому ты нужна в этом таежном захолустье? Представляю, является столичная фифа в этот богом забытый Привольный, ну и что? Думаешь, тебе там будут рады? У них своих проблем невпроворот, а тут ты явишься со своими болячками…
– Подожди, Максим! – Бабушка решительно встала с дивана, подошла к внучке и обняла ее за плечи. – Послушай меня, девочка! В сорок четвертом, когда погиб твой дед, мне тоже хотелось убежать куда глаза глядят, смотреть ни на кого не могла. Каюсь, поначалу смерти искала, потом опомнилась, спохватилась: сын ведь у меня совсем еще маленький, беззащитный…
– Бабуля, у тебя ребенок остался, а у меня, кроме фотографий и писем, – ничего. – Лена подняла голову и умоляюще посмотрела на родителей. – Отпустите меня, ради бога! Вы же всегда все понимали. Я не выживу здесь. В редакции смотрят на меня как на безнадежно больную и задания все подсовывают щадящие, с упором на развлекаловку. Изо дня в день, из часа в час одни и те же лица, одни и те же разговоры… Просилась в командировку на Кавказ, редактор посмотрел как на умалишенную. На следующий день узнаю: вместо меня отправили Ксюшку Завьялову, которая от каждого куста шарахается и дальше Подмосковья нигде не бывала. – Лена перевела дух. – В конце концов, я взрослый человек и в состоянии решать свои проблемы без подсказок. Конечно, для вас Привольный – край земли, но наши ребята в прошлом году сплавлялись там по горным речкам на плотах и вернулись в полнейшем восторге и от природы, и особенно от людей. Горы, тайга, свежий, здоровый воздух! И с голоду там не пухнут, и так же, как в Москве, влюбляются, женятся, детей рожают и на судьбу, поверьте, не жалуются.
– Не хватало мне еще зятя местного разлива и внуков-туземцев! – подал голос отец.
– Максим, прекрати! – оборвала его бабушка, а мама сердито сверкнула глазами.
Максим Максимович стукнул в сердцах кулаком по подлокотнику, но от дальнейших комментариев воздержался.
– Ба, знакомые все пасмурные лица! – ворвался в кабинет отца Никита, младший представитель семейства. Несколько озадаченно оглядел постные физиономии старших родственников, но в силу врожденного оптимизма и щенячьей беспечности предпочел не впадать в мировую скорбь и с веселой ухмылкой потер ладони. – Прекрасненько! Похоже, запись на сибирские сувениры продолжается! – Он подсел к Лене и обнял сестру за плечи. – Слушай, дорогая сестренка, у меня грандиозная идея! Твой героический поступок еще аукнется в истории. Поэтому ни дня без строчки и фотоснимка. Фиксируй каждый свой вдох и выдох. Я тут примерный план съемок набросал: «Лена в ногах убитого ею медведя», «Лена с соболем через плечо», «Лена моет ноги в истоках великой сибирской реки»…
Сестра улыбнулась, выхватила из рук брата растрепанную записную книжку и шлепнула его по лбу.
– Чего-чего, а капканчик специально привезу на чей-то длинный язык!
Она подошла к матери, села рядом, прижалась к ней.
– Родные мои, простите меня, пожалуйста! Я ненадолго уезжаю, честное слово! Возможно, мне хватит нескольких месяцев, чтобы понять, кто прав: вы или я. В жизни надо многое испытать, чтобы стать по-настоящему взрослым человеком, вы же сами меня в этом постоянно убеждали. А теперь, когда я решилась последовать вашим советам, вы непонятно почему воспротивились. Неужели я такое никчемное, такое тепличное создание, что погибну от первого же сквозняка? Дайте мне шанс стать независимой…
– Ну что ж… – Отец сухо посмотрел на дочь, обвел взглядом домочадцев. – Борьба за независимость – святое дело! Только не жалуйся потом, если в боях за суверенитет зубы потеряешь… – Максим Максимович огорченно развел руками. – Знаю, что упрямая, знаю, что настырная. И как тебя ни уговаривай, все равно по-своему сделаешь! А я не хочу, чтобы мы расставались врагами. – Он махнул рукой и огорченно добавил: – Поезжай, бог с тобой, но, когда будешь собирать вещи, не забудь про валенки, полушубок и гусиный жир – первейшее средство от сибирских морозов. – И, хлопнув дверью, вышел из кабинета, а Никита на радостях стукнул записной книжкой по журнальному столику, отчего любимая мамина ваза слегка подпрыгнула на месте.
– Слушай, Ленка, раз уж тебе разрешили отправиться к черту на рога, будь другом, добудь мне медведя. Я его шкуру у себя в спальне повешу. И чтобы клыки у него были не меньше моей авторучки!..
Учительская гудела как потревоженный пчелиный улей. Словесники за широким столом у окна с упорством шведов под Полтавой отстаивали каждый час учебной нагрузки в следующем учебном году. Руководитель методического объединения Сталина Григорьевна, дама по обыкновению томная и настроенная на лирический лад, с трагическим видом закатывала глаза и то и дело подносила пальцы к вискам, изображая неподдельное страдание. Деньги, нагрузка, классное руководство – как это пошло и не интеллигентно ссориться по таким пустякам. Сталина Григорьевна могла себе позволить не думать о деньгах и прочих грустных реалиях жизни сельского учителя, потому что ее мужу принадлежали все бензоколонки в округе. Поэтому Сталина была единственной учительницей в школе, которая имела неполную нагрузку и по этой причине жила полноценной жизнью, то есть частенько посещала городские театры и художественные выставки, ездила на курорты и наводила красоту в модных косметических салонах. Правда, учителем слыла неважным, но это обстоятельство скрашивал ее супруг, который частенько дарил школе то компьютер, то спортинвентарь, то талоны на бензин, а в зимние каникулы оплатил поездку десяти отличникам в Санкт-Петербург. Поэтому Сталину обычно не притесняли и терпели как досадную, но выгодную необходимость.
Схватка была в самом разгаре, но никто привычно не обращал на нее внимания, потому что каждому, кто присутствовал сейчас в учительской, не раз пришлось пережить подобные волнения. И все знали, что в конце концов все придут к обоюдному согласию, потому что последнее слово останется за директором и завучем. Как они решат, так и будет!
