Фиксация Божественного вмешательства.
Поморщившись от пригорелого запаха от одной из сковород, которую Гиря убрал в сторону от плиты прежде, чем уйти, и которая, оставаясь раскалённой, продолжала жарить мясо, я отложил в сторону от котла щётку. Взглянув на Знак Ша’ада на своей руке, я понял, что те самые цветы на теле Вайсэ, которые напоминали плачущее пламя, и были теми самыми Цветами Кайроса, а затем повернул руку ладонью к себе, присмотревшись к белоснежному кольцу из бесчисленных мелких костей, что были чётко вырисованы на моей коже. Я мог рассмотреть каждую косточку, что была в миллиметр длинной, отчего подивился искусному воплощению изображения, а параллельно с этим и своему неестественно острому зрению. Наконец я, продолжая сидеть на корточках перед котлом, обернулся к Галь, увидев, что она накинула на себя красный бархатный балахон, полностью скрывшись под ним. И хоть она и старалась скрыть своё лицо в тенях под глубоким капюшоном на голове, но я отчётливо видел его и её ошалелый на личике взгляд. Она испытывала страх, предвкушение и нерешительность, а по её зрачкам можно было легко оценить уровень адреналина, что сейчас бил по её телу. Выразительные губы слегка подрагивали, а она всё силилась начать диалог, приоткрывая рот, но тут же смыкала губки. Так продлилось с десяток секунд, прежде-чем она, насилу переборов свой страх перед прыжком в неизвестное, всё же приняла окончательно решение и, оглядев вокруг себя кухню и остановившись взглядом на мне, вдруг удивленно спросила, явно сбитая с толку: “А ты что там делаешь?”.
Я посмотрел на котёл подле себя и невесело крякнул, поднимаясь с пола, и направился к тазу с водой, что стоял в нескольких метрах от меня, чтобы обмыть руки. И уже намыливая ладони, я ответил ей: “Да есть у меня… одна привычка… теперь… Когда надо подумать, надо руки чем-то занять… Слушай. А как ты сразу телепортировалась сюда? Уже бывала на кухне раньше? Да и как нашла меня?”.
Фигурка Галь под балахоном дёрнулась и она, проигнорировав мои вопросы, резко и сердито зашагала ко мне. Даже почти подбежала ко мне. И она судорожно схватила меня за руку, но наконец её возбуждённые глаза перестали метаться по сторонам вокруг меня и сфокусировались на моём лице. Её губы скривились в недовольстве и она, цокнув, прохрипела: “Тц! Ты где это так извалялся? Горел что ли? Дьявол! Быстрее же… Теперь тебе ещё и мыться… Где мы будем… совершать ритуал?”.
Она нетерпеливо потянула меня за руку в сторону, не давая мне смыть с них даже мыло. Но я лишь хмыкнул: “Спокойно.”, – и остался стоять на месте, опустив намыленные ладони в таз с водой и разглядывая мыльную пену, что закачалась на поверхности воды. И всё же в моей душе всё ещё скребли коты и кошки, раздирая её в разные части. “Да что с тобой?”, – не выдержала Галь. Я понимал её, она торопилась сделать всё быстро и пока не стало очень поздно. Тем не менее Галь прибывала в непонятных чувствах от предстоящего: ей это не нравилось и всё же одновременно с этим это её заводило. Я оторвался от созерцания пузырьков и взглянул на неё, а она успела лишь сказать: “Да что за вид страдальца?”, – как мы перенеслись в мою комнату наверху.
Надо было сказать Гроду, что я кухню освободил. Не став более терять времени, я отправился в ванную к бадье, где сразу, скинув с себя всю одежду, занырнул в холодную воду. Попогружавшись с головой несколько раз, я встал в полный рост и принялся тереть себе лицо и шею, отмывая копоть и сажу. Стоял я в воде по середину бёдер, решив заодно намылить себе и всё тело, но тут я взглянул в открытый проём двери, через который с другой стороны на меня смотрела Галь, сидя на кровати. Она скинула с головы капюшон и, сев, словно ученица, на краешек кровати, пристально наблюдала за мной. Отступать было не куда, поэтому я продолжил намыливать себя под её бесстыдным взглядом, хоть её лицо восемнадцатилетней девчонки и полыхало. Я быстро отвёл свои глаза от неё, но уже было поздно, моё тело реагировало на то, что она смотрит на меня. Возбуждение пронеслось волной мурашек по коже, заставив мои соски сжаться, а член приподняться, наполнив его сосущими ощущениями. Зубы от вожделения и предчувствия близости заныли, а голову сдавило давлением крови, притупив сознание. По телу гулял адреналин, отчего всё оно стало тоже, как и у Галь, подрагивать, а грудь сдавила тяжесть, что не давала ровно дышать. Я окунулся ещё раз, смывая мыло с тела, и, не обтираясь полотенцем, мокрым пошагал к ней. Она встала мне на встречу, а когда я пересёк проём двери, она скинула с себя балахон, под которым оказалась абсолютно нагая. Я подошел к ней, не решаясь приблизиться вплотную, и мы оба стали разглядывать друг друга. В комнате царил полумрак, так как все окна были плотно зашторены, а те просветы, что оставались, пропускали неяркий вечерний свет. Галь сильно изменилась, став юной нимфой. Тело её было подтянутым, но нежным, плавные изгибы мягких форм, хоть и худосочных, не были костлявыми, а пышная копна розовых волос достигала уровня моих глаз. Я прикоснулся кончиками пальцев к её талии, почувствовав, какая она мягкая. Затем провёл пальцами по её животу до её небольшой груди второго размера и обхватил её ладонью, на ощупь она напоминала мягкий слайм. Тем временем её руки изучали моё тело, скользя по моему животу, груди и бёдрам, и вот она наконец взяла в свои ладони мой член, что не поместился в них. Она силилась его сжать, но ей явно не хватало для этого сил, я же чувствовал лишь нежные прикосновения. Я второй рукой обхватил её ягодицу, что оказалась на ощупь схожа с её грудью, и, качнулся к ней ближе, отчего моя головка ткнулась ей в живот. От неожиданности она сделала резкий вдох ртом с придыханием и, закусив губу, попятилась и потянула меня за член следом за собой к кровати. Дошагав до неё, она легла на спину и, продолжая тянуть меня следом, поползла подомной спиной наверх, пока её голова не уткнулась в подушку. Там она улеглась по удобней и раздвинула для меня ноги в стороны. Я же, стоя в планке над ней, вдруг вспомнил, что надо бы достать смазку, а то процесс может застопориться из-за того, что мы попросту прилипнем к друг другу, а то и чего похуже, срастёмся гениталиями и всё! Выступать нам потом только в цирке уродов.
Под её вожделенным и более не терпящим взглядом я смазал член маслом, что остался ещё от Джэрары, и она, уже не выдерживая исступления, сама направила мой член в себя. Киска у неё была нежной, как и всё её тело, мягкой и теплой. Изящные розовые лепестки губок, что сразу уходили вглубь к дырочке от продолговатого клитора между холмиков внешних губок, податливо приняли меня и тело Галь под моим задрожало. Её поясницу выгнуло, бархатные бёдра обхватили меня, а прелестное лицо, закусив губу, заметалась из стороны в сторону. Я же продолжал стоять в планке над ней, не двигаясь, но Галь, постанывая, иногда начинала слабо водить тазом, заставляя мой член двигаться в ней.
