На рассвете я вижу нечеткий, ускользающий сон.
Это мое воспоминание, но теперь в нем есть нечто голливудское. Словно сцена из слащавого романтического кино – что-то в стиле «Робин и Мэриан»[1].
Я стою посреди бескрайнего зеленого луга. Мне лет двадцать пять.
Лето.
Ярко светит солнце. Тепло.
Ветерок колышет траву, а сзади ко мне прижимается мужчина.
Я чувствую тепло его тела, его дыхание щекочет мне шею.
– Не шевелись, – говорит он.
Он берет мою руку и кладет ее на лук.
– Тяни ко мне, – говорит он.
Он медленно отводит назад наши руки, и тетива натягивается.
– Теперь замри, – говорит он, когда натяжение достигает предела.
На несколько напряженных мгновений мир сжимается до одной неустойчивой точки.
Он говорит:
– Давай.
Я отпускаю тетиву, и стрела летит к мишени.
Но поразить ее она не успевает: сон обрывается, и до меня доходит, что это был не фильм о Робин Гуде и Мэриан. Это были реальные Макс и Клэр.
Нас окружал не пышный зеленый луг, а пустыня.
И в руках у меня был не лук, а пистолет.
* * *
Двумя часами позже в ванной я разглядывала свое отражение. В запотевшем после утреннего душа зеркале все казалось размытым, но постепенно в нем начали проступать мои черты.
Словно бы я медленно поднималась сквозь толщу воды – и в конце концов выбралась на поверхность.
Вот она – Клэр Фонтен.
Ничего необычного. Просто женщина, которая собирается на работу.
Притворяться так просто.
* * *
Накинув после душа халат, я прошла в кабинет и включила компьютер. Я не устанавливала за Сайоном маниакальной слежки, но старалась не упускать его из виду. Я настроила оповещения на его имя, и пару дней назад пришла новость о помолвке.
Перепроверить не помешает. Я зашла в Интернет и увидела фото.
Саймон победно улыбается – он уверен, что свежий трофей уже у него в руках. Шарлотта, его невеста, – она и не подозревает, что уготовило ей будущее. Десятилетняя Эмма, ее дочь.
Он снова это сделает.
Нельзя забывать о том, кто он. Я вбила имя Саймона в поисковике и выбрала раздел «Картинки».
На экране выстроилась стена из фотографий:
Саймон в смокинге на благотворительных мероприятиях.
Саймон играет в гольф со звездами, политиками и бизнесменами.
Саймон вручает и получает награды от городского совета.
Альтруист Саймон с лопатой в руках участвует в закладке центра искусств, который будет носить его имя.
Его богатство бросается в глаза.
Вот Саймон стоит на пороге своего огромного дома, вот он прислонился к своему дорогому автомобилю, а вот он за штурвалом собственной яхты.
Этим он вскружил мне голову? Этой показной роскошью?
Если так, то я виновата вдвойне.
Но какой толк ворошить прошлое, сожалея о том, что его истинное лицо открылось мне слишком поздно?
Я подумала об Эмме.
Светлые волосы.
Голубые глаза.
Невинная и доверчивая.
Все, как любит Саймон.
* * *
Я собиралась к первому ученику, когда зазвонил телефон. На экране высветилось имя Саймона.
Это было ожидаемо, но отвечать не хотелось. В конце концов я ответила отрывистым:
– Да?
– Поверить не могу, что ты это сделала, Клэр.
Голос ровный – эмоции под контролем, он все всегда держит под контролем. На заднем фоне послышался всплеск, и я тут же представила, как он стоит на носу яхты, одетый в морском стиле. Синяя куртка с медными пуговицами. Белые брюки и кеды. Фуражка с золотым значком. Яхте он дал говорящее название – «Девочка моя».
– Клэр? Ты там?
Я промолчала, и он заговорил как юрист, дающий ценный совет. Он опытен и невозмутим, к такому человеку нельзя не прислушаться.
– Это письмо было совершенно неуместным, Клэр. Твои обвинения, как всегда, беспочвенны.
Я могла бы предоставить доказательства – такие, к каким он привык, предъявить ему иск, будто мы в суде, но тогда он загонит меня в угол. Он начнет ловко отбивать каждый мой довод. Я занервничаю и потеряю терпение. На меня нахлынут злость и чувство бессилия, а он на другом конце провода будет самодовольно ухмыляться.
Некоторые женщины действуют под влиянием гнева. Они хватают монтировку и идут к машине мужа. Разбивают ветровое стекло, вдребезги разносят фары, оставляют вмятины на металлическом корпусе.
Если бы женскую ярость было так легко утолить, на дорогах просто не осталось бы машин.
Хамелеон Саймон тем временем превратился в психолога. Прямо как в телешоу – внимательный, чуткий, отзывчивый и полный сострадания.
Он говорил о чувстве вины, которое «разъедает меня», о «проблемах с доверием», о моих «оскорбительных подозрениях».
