"Они древни как мир, веселы и опасны:
Красотою пленяют, коварством – разят.
Им не ведомы смерти жестокие ласки,
Состраданье, любовь – в их сердцах не гостят.
Если видишь того, кто на окнах рисует,
Если знаешь, чей след не запомнит земля,
Отвернись, не смотри – ты душою рискуешь,
Если ты его видишь – он видит тебя!"
(© Дарья Светлая -"Если видишь")
– Прошу, помоги… – раздался шепот из зеркала – Выпусти меня отсюда!
О, как я хотела этого! Мужчина в разорванной одежде, покрытый серебряной кровью, стекающей из ран на бедрах и предплечьях, вызвал во мне немалую жалость и… не только ее!
Бледная ладонь легла на стекло по ту сторону зеркала. Совершенное лицо, холодная лазурь с серебром в глазах, во взгляде которых застыла мука, длинные волосы, черным шелком рассыпавшиеся по груди и плечам. Сколько бы я отдала за то, чтобы хоть раз их коснуться!
Он был совершенен! Он будто светился изнутри…
Останавливали меня две вещи: он явно не человек, и, судя по тому, что узнала из дневника матери, может быть опасен. Перед смертью мама жалела, что не выпустила его, пока было можно, просила прощения за то, что испугалась и прошла мимо. Она почемк-то боялась, что Оберон убьет ее, едва покинув пределы своей зеркальной темницы.
– Умоляю, освободи…
Я вздрогнула, мое дыхание стало прерывистым, захотелось рвануть ворот пижамы, а еще лучше снять ее, ведь мне так жарко… "Его голос приятен, как тысячи поцелуев" – прочла я в дневнике, который тогда еще был у меня. Морна неправа, он лучше, чем поцелуи!
Я вспомнила свой недавний сон, в котором этот демон-искуситель вышел из зеркала и все, что было после между нами. Я тогда проснулась мокрой, со сбившимся дыханием, но что удивительно: без малейшего чувства смущения, мне было мало. Меня терзала жажда прикосновений этого мужчины. Его лазурно-серебряные глаза, казалось, были до краев полны звездного света, а неописуемо волнующий приятный запах, зажигал в крови неугасимое пламя.
– Хорошо… – произнесла и подивилась тому, каким хриплым стал мой голос – Я освобожу тебя, но при одном условии.
– Все что захочешь, девушка! Я могу наделить тебя здоровьем, и ты не будешь болеть до самой смерти, дать тебе столько золота, что десять поколений твоих потомков будут не знать нужды, подарить удачу и семь лет тебе будет везти во всем, любая работа будет выполнена успешно, за что бы ты ни взялась.
– Не надо. Лучше поклянись, что не убьешь меня, когда покинешь зеркало.
– И все? Подумай, может дать тебе хотя бы шкатулку жемчуга?
– Нет, только эту клятву, ничего больше – торопливо произнесла, вспомнив предостережение матери.
– Что ж, я вижу, ты довольно умна. Клянусь, что, покинув это зеркало, не убью тебя.
– Тогда выходи! – произнесла и приложила ладони к зеркалу.
– Не убью, пока ты в Срединном мире! Слово мое крепко, произнесено и услышано! – быстро дополнил клятву узник и повторил мой жест.
Осознав масштаб неприятностей, возмущенно вскрикнула:
– Ах ты! – попыталась оторвать руки от зеркала, но те примерзли ко враз похолодевшему стеклу. Тонкая преграда меж нашими ладонями начала звенеть, как серебряные колокольчики, звук которых разбудил меня этой ночью.
Спустя миг зеркало с тонким всхлипом рассыпалось на кусочки и Оберон вывалился в столовую. Падая, он будто ненароком оттеснил меня к столу, на который рухнула спиной, придавленная его весом. В голове огненными буквами мелькнули строки дневника: "Не брать даров, не есть их пищу, не прикасаться!".
Вот же… он почти лежит на мне! Но, может, не все так плохо? Осторожно вздохнула, от этого моя грудь потерлась о его горячую кожу в обрамлении разорванной рубашки. Я изумленно проследила за тем, как его раны зарастают прямо на глазах.
Голос, ласкающий словно шелк, вкрадчиво прошелся по моему телу:
– Я все же преподнесу тебе дар. Ты запретила мне тебя убивать, но к клятве нужно было добавить "и не причинять вреда иным способом". Впрочем, разве поцелуй, это вред?
Я дернулась, пытаясь скинуть с себя мужчину, но мои запястья уже взяли в плен и прижали к гладкой столешнице.
Его губы обожгли мои. Весь самоконтроль рухнул в момент. Я извивалась, плавилась, стонала в сильных руках, прижимаясь к совершенному телу, и захныкала, когда Оберон от меня оторвался. Оставил на столе одну, задыхающуюся, распаленную от страсти, в одежде испачканной его серебряной кровью, которая жгла меня ледяным огнем, одновременно причиняя боль и даря наслаждение. Хотелось растереть ее ладонями по всему телу. А во рту все еще витал привкус замороженных ягод и горьких трав.
В голове билась единственная мысль: "Теперь я точно пропала!". Голос Оберона изменился, от ласкающего тона не осталось и следа. Теперь он был полон злости и презрения, хлестал по коже, плетью терновника:
– Вот так. Теперь ты сама придешь ко мне. До встречи в сиде Бри-Лейт, смертная!
Без малейшего напряжения он снял тяжелое и совершенно целое зеркало со стены. Повинуясь его жесту, окно растворилось само по себе, будто порывом ветра. Оберон вышел в темный сад и стоило ему ступить на землю, погасли все фонари и свет в соседних домах. В слабом сиянии тонкого печального полумесяца волосы демона вспыхивали серебром. Он ушел и я с ужасом осознала, что на меня накатывает глубокая тоска. Почувствовала, квк готовое выпрыгнуть из груди, рвется следом за ним глупое сердце.
В ту ночь никто еще не знал, что мне предстоит сражаться на отборе невест за звание жены этого мерзавца.
Ирландия. Провинция Ленстер. город Лонгфорд. Офис адвоката Патрика Магвайра.
– Дом вам оставил Джейд Бакли. Подпишитесь здесь и здесь… отлично! Вот документы на собственность. Это ключ от входной двери, остальные хранятся в доме. На последней странице завещания указано, где именно они лежат.
– Странно. Я не знаю никого с таким именем. Кажется, даже клиентов с фамилией Бакли у меня никогда не было… – произнесла, перебирая в памяти лица всех мужчин и женщин, дизайном домов которых занималась.
– Дело в том, госпожа Лоран, что ваша нынешняя семья вас удочерила и Джейд Бакли ваш настоящий отец.
– Что? Но… не может быть! Это какая-то ошибка! Родители никогда не говорили мне…
Я растерянно вертела в руках большой старинный ключ. В ушах набатом звучало мамино: "Можешь не возвращаться!" – произнесенное, когда я выразила желание ехать в отпуск в Ирландию, вопреки всем ее запретам.
От стресса мои пальцы похолодели до температуры металла. Казалось, большой старинный ключ с витиеватой головкой морозил пальцы сквозь тонкие перчатки. Я со стуком положила его на стол.
Адвокат зачитывал условия, указанные в завещании. Однако его речь перекрыл шум в ушах. До меня теперь долетали лишь отрывочные фразы "Три года без права продажи или дарения…", "С обязательным безвыездным проживанием в течение полугода…", "Не срубать деревья в саду и не…"
