///
Не видя, не любя, не внемля, не жалея,
Погружена в себя и в свой бездушный сон,
– Она – из мрамора немая Галатея,
А я – страдающий, любя, Пигмалион.
(С. Я. Надсон, Не знаю, отчего.)
Изумительной красоты и грации дом возвышался на Остоженке. Он был до нелепости сказочен и миниатюрен, до безумия наполнен шармом, тайнами и родовыми проклятиями прошлого. Все очертания главного фасада особняка Кекушевой будто говорили историю о трагедии человеческих судеб, о роковых женщинах, La Femme Fatale, о минувшей эпохе, о раскаянии и прощении, о несчастной, великой любви и вероломном предательстве. О жестокости разбитого сердца, холоде отчуждения, о голосе одиночества, выжженных тропах и непоправимости наивных человеческих ошибок.
В стёклах башенки будто звучало: “Ты – мой нерукотворный ангел. Сердце моё и душа. Солнце и Луна. Моё проклятье и наказание. Моя сила и слабость. Моя боль и вечный плен.”
Перед домом остановился экскурсионный автобус. Гид-переводчик на 3 языках с отличной дикцией, интонациями, высотой и тембром талантливого лектора рассказывал в тонкую линию выстроившимся перед особняком туристам историю дома:
“Особняк Кекушевой (дом Смитского) – здание, возведённое архитектором Львом Николаевичем Кекушевым в начале XX века для своей семьи. Формально участок принадлежал жене архитектора Анне Ионовне Кекушевой, но вскоре был продан. После Октябрьской революции усадьбу передали в управление Бюро по обслуживанию иностранцев, затем – Главному управлению по обслуживанию дипломатического корпуса при МИД России. По состоянию на 2014 год в здании располагалось оборонное ведомство посольства Египта, после реконструкции 2018-го особняк заняло одно из подразделений дипломатического корпуса. Собственный особняк Льва Николаевича Кекушева считается одним из выдающихся образцов московского модерна. Асимметричная композиция усадьбы имела сходство с формой классических европейских замков. Здание представлено разновеликими объёмами, смысловым центром ансамбля является гранёная башня с шатром. В подоконных филёнках третьего этажа её декорировали тёмной лепниной с изображением орлов, которая контрастировала со светлым цветом стен. Скульптура льва, венчающая трапециевидный щипец центрального ризалита, также отсылала к западноевропейской архитектуре. Декор напоминал скульптуру Рудольфа Вейера, венчающую плотину в Нюсдорфе, и свидетельствовал об авторстве архитектора. Сложная пластика разновеликих окон является отличительной чертой авторского стиля Кекушева. Так, массивное окно полуподвала выложено из отдельных камней и служит отсылкой к ранним формам ренессанса.”
Экскурсовод выразительно, но устало по памяти цитировал одну
и ту же лекцию в микрофон, попутно дублируя подстрочным
переводом на английском и испанском:
“Здание включало пятнадцать комнат, выстроенных вдоль композиционного ядра – парадной лестницы. Её кованые перила декорировали стилизованными изображениями подсолнуха и лунника, символизирующими жизненный цикл человека. Площадку между первым и вторым этажами освещало массивное двухъярусное окно, рядом с ним скамейками огородили зону для детских игр и чтения. Верхние этажи занимали гостиные и хозяйские спальни, первый отвели под столовую, кабинет хозяина дома и буфетную, откуда позднее оборудовали дополнительную лестницу в подвал. Для удобства подачи блюд в помещении обустроили специальный лифт. Рядом с буфетной находилась просторная зала, соединявшаяся с открытым балконом дворового фасада. Позднее террасу переоборудовали в закрытый зимний сад. Гостиные второго этажа разделили трёхчастными деревянными дверьми с массивной стеклянной вставкой, что позволило визуально создать эффект единого пространства. Кессонный потолок комнат декорировали деревянными балками, холл также оформили деревянными панелями. Характерной чертой модерна считается объединение внешнего и внутреннего пространства. В доме Кекушевой этот приём использован в кабинете хозяина, где из окна хорошо виден Зачатьевский монастырь, который становится частью композиции…”
– экскурсовод хорошо поставленным голосом Левитана продолжал свою лекцию и никто, ни один из зевак не понимал глубины этих слов, глубины накала страстей и чувств, глубины эмоций и переживаний, глубины тяжелейшей боли и напряжения, которые хранили стены навсегда застывшего в камне элегантного особняка. Ни один из усталых туристов не думал, что на самом деле скрывается под этими скупыми, отреченными подсолнухами и лунниками, этой замерзшей по-гречески строгой лепнине и грозном льве, вожаке прайда, рвущемся в небо и готовом растерзать любого, кто встанет у него на пути…Дом, принадлежащий великой фамилии, великому роду…Так уж это значимо сейчас, в наше время…Фамильные гербы, геральдика, семейное древо, родовые проклятья и тайны, грехи отцов и детей, злой рок, о котором молчат, карма, которая настигнет всенепременно, судьба, которая карает как молох ведьму…Колесо Сансары, Книга Мёртвых, Священный Грааль…Если черти в душе гнездились, значит ангелы жили в ней…Я вас любил: любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…Но пусть она вас больше не тревожит…Я не хочу печалить вас ничем…Эти божественные строки вечно живущей поэзии лишь отчасти передают навсегда ушедшие имена, лица, события, судьбы и трагедии, мастерство и таланты людей, которые жили, любили, творили в той далёкой дореволюционной Москве, Москве XX-го века, где чрез благовест, чрез клик колес, перенестись туда, где ливень еще шумней чернил и слез…
Кто-то из туристов чахоточно закашлялся, подростки лениво ковыряли кроссовками асфальт, пожилая женщина безуспешно пыталась найти в кармане очки, а какая-то девушка фотографировала башенки на айфон, пока её молодой человек лениво растягивал жвачку языком.
– Пойдём. Они ещё три часа эту чепуху молоть будут. Пошли лучше в Subway, пошуршим.
– Да подожди ты, Максим! Интересно же!
