Софи
– Софи, – громкий скрипучий голос пронесся по петляющим коридорам старого, покосившегося на один бок, дома. – Маленькая дрянь, выходи по-хорошему!
Я сидела в кухне, спрятавшись от тетушки в грузовом лифте, на котором поднимали еду для гостей и самой хозяйки этого злачного места.
Чтобы не говорила Эстелла, я прекрасно знала, что «по-хорошему» уже не будет. Никогда. Впрочем, и не было раньше.
«Маленькая, прожорливая пигалица, которая не в состоянии отработать корку хлеба».
Так говорила тетушка Эстелла.
Будучи одной из ее подопечных, в отличие от остальных девиц в борделе, я могла позволить себе не торговать телом. Точнее это позволяла мне тетя. Как бы она не прикрывала сей порыв добрыми намерениями, уж я-то знала, что все они направлены на пополнение тугого кошелька, что женщина прятала у себя в глубоком декольте. Тетушка Эстелла надеялась однажды продать меня, словно товар – дорогой и эксклюзивный – состоятельному мужчине.
– Софи! – Голос вновь эхом разнесся по дому. В старом навесном шкафу зазвенела посуда.
За дверью кухни раздались шаги. Громкие, четкие, словно поступь гвардейца в форменных сапогах.
Я подтянула колени к груди, пытаясь стать меньше. От ароматов еды, которые витали в грузовом лифте после подачи завтрака, желудок скручивало в тугой узел. Со вчерашнего вечера во рту у меня не было и хлебной крошки.
Обхватив голову руками, я ждала. Спина ныла, а ободранный локоть саднил. Я торопилась укрыться от тетушки, оттого не заметила ржавый гвоздь, который кто-то вбил у квадратной стальной дверцы лифта, чтобы повесить на него потертое клетчатое полотенце.
– Будь проклята твоя мать, за то, что произвела на свет столь бесполезное создание! – сыпала проклятиями Эстелла, поднимаясь на второй этаж, где находились жилые комнаты ее «подопечных». Сама тетушка обитала на третьем этаже дома, в небольшой комнатушке с мансардной крышей.
Мать…
Я уже успела позабыть как она выглядит. Разве что ясный взгляд ее зеленых глаз навсегда отпечатался в моей памяти.
Мама покинула этот мир, когда мне было всего восемь лет. Я осталась одна в холодном доме рядом с ее окоченевшим телом, которое безуспешно пыталась согреть, кутая в заштопанное одеяло.
Нет…
Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Слишком много боли в них таится. Эти обрывки прошлой жизни насквозь пропитаны горечью. Не хочу, чтобы она вновь осела на губах, заставив глаза наполниться солеными слезами.
Глаза… Такие же зеленые, как у нее. Словно омут… Тихий, глубокий, опасный.
Приоткрыв дверцу, которая предательски заскрипела, я выглянула из укрытия.
Никого.
Я опустила ноги на старые деревянные половицы, затем упираясь руками в холодную металлическую поверхность лифта, вытащила голову. Тело затекло от долгого пребывания в столь неудобной позе.
Расправив длинную серую юбку, я повязала на голову чепец, спрятав под дешевой тканью копну длинных огненно-красных волос. Их я считала не чем иным, как проклятием. Словно бельмо. Они бросались в глаза каждому. Я чувствовала себя, словно заклейменный воришка, решивший пройтись по городской площади в будний день.
Накинув на плечи старую шаль, припрятанную заблаговременно на дне корзины с овощами, я вышла в коридор.
Дом тонул в тишине. Казалось, здесь нет ни единой живой души. Виной тому ранний час, в который все обитатели этого места спали, набирались сил перед бессонной ночью. Как только сумерки окутают город, бордель тетушки Эстеллы откроет свои двери для мужчин, в чьих карманах позвякивает хотя бы пара серебряных монет.
Преодолев расстояние от кухни до входной двери, я вышла на прогнившее крыльцо. Набрав полную грудь воздуха, я побежала, изо всех сил помогая себе руками. Боюсь, мои старые туфли не переживут этот марафон.
– Софи! Пигалица неблагодарная! – голос тетушки настиг меня, сорвавшись с окна третьего этажа. Ужалил, словно ядовитая змея.
Я прибавила скорости, стараясь как можно быстрее преодолеть расстояние от злачного дома до перекрестка. Там я смогу укрыться от колючего взгляда тети и перевести дух.
– Я заставлю тебя все отработать, дрянь неблагодарная! – не унималась Эстелла. – Ты слышишь, Софи? Все!
Не услышать скрипучий голос тети было невозможно. В отличие от своей младшей сестры – моей матери – она обладала громким, зычным голосом, способным загнать душу в пятки.
Вот он – перекресток. Последний рывок и я, буду вне поля зрения сварливой родственницы.
Через мгновение, опершись спиной о холодную каменную стену, я смогла выровнять дыхание.
– Софи! Софи!
Я обернулась, вздрогнув от неожиданности. Слева от меня, на крыльце, утопающем в зелени, стоял мистер Фокс, приветливо размахивая правой рукой. Левой, к сожалению, он лишился еще в молодости, защищая границу королевства от вражеских нападок детей «псов».
– Доброе утро, мистер Фокс! – Я приветливо улыбнулась мужчине, заметив, что с последней нашей встречи на его лице прибавилось морщин, а черные волосы с проседью стали полностью седыми. – Рада вас видеть.
– Слышал, Эстелла сегодня не в духе? – усмехнулся мистер Фокс, подмигнув мне.
Я вздохнула. Разве бывает иначе? Тетушка всегда чем-то недовольна.
– Кажется, я знаю, чем тебя взбодрить, – губы мужчины растянулись в улыбке. – Идем, – мистер Фокс распахнул передо мной дверь, приглашая войти в лавку, откуда доносились умопомрачительные ароматы свежесваренного кьяра[1] и горячей выпечки.
Внутри было тепло. Несмотря на хорошую погоду, в камине за барной стойкой потрескивали поленья, охваченные пламенем. На столе дымились рогалики с фруктовым джемом, булочки с корицей и заблаговременно нарезанный лимонный пирог. У окна тихо рокотал внушительных размеров аппарат для приготовления кьяра. Из отверстия сверху вырывался пар, от которого толстые оконные стекла покрывались испариной.
Раздался тихий свист, и керамическая кружка с тонкой изящной ручкой стала наполнятся кьяром. Мистер Фокс незамедлительно взял ее с подставки и протянул мне.
Я жадно вдохнула обжигающий ноздри аромат. Немного терпкий, с нотками корицы.
– Запишите стоимость кьяра, мистер Фокс, – виноватым голосом произнесла я. – Как только устроюсь на работу, сразу возмещу вам все убытки. Обещаю.
– Глупости, – отмахнулся мужчина, взяв со стойки пухлый рогалик с апельсиновым джемом. – Ешь, Софи, – он протянул выпечку мне. – Ты должна питаться как следует.
– Моя наглость бьет по вашему карману, – я смутилась и опустила глаза. – Сколько я уже должна вам? Сто или двести серебряных?
– Ты же знаешь, что я от чистого сердца, – улыбка украсила лицо мужчины, подчеркнув глубокие морщины.
Я это знала, но чувствовала себя просто ужасно. Булочная мистера Фокса и так едва сводила концы с концами. В столь непростое время не просто было владеть лавкой или магазином. Полгода назад герцог Сарский удвоил налоги и теперь, вместо привычных ежегодных трех золотых, требовал шесть. Уму непостижимо. Эту сумму торговцы с улиц Третьего кольца едва способны были платить. Джон Фокс не был исключением.
