Мира
Легкий осенний ветерок колышет кроны деревьев. Слышу щебетание птиц, поднимаю голову вверх и лучи солнца мгновенно слепят глаза. Жмурюсь, и снова опускаю голову, впечатываясь глазами в гранитный памятник, на котором вычерчены две даты. Дата рождения и… смерти.
Мне хочется заплакать, но отчего-то слез совсем нет. Так заведено у людей – плакать на кладбищах. Особенно, если ты приходишь проведать могилу родного отца.
– За тобой приехать? – голос в трубке сигнализирует о том, что его обладатель безумно устал. – Водитель будет через пять минут, – исправляется он.
Дядя Ратмир не хочет сюда приезжать. Ему тяжело далась смерть друга – моего отца.
Поправляю черный платок на голове, который успел благополучно слезть. Разглаживаю складки на такой же чёрной, безликой юбке, и, попрощавшись с родственницей по материнской линии, направляюсь к черному мерседесу у обочины. В раздумьях не сразу замечаю, что меня ожидает новый водитель, но машинально кивнув мужчине в знак приветствия, сажусь на заднее сиденье.
– Можем ехать? – голос мужчины звенит в ушах. Он повторяет свой вопрос дважды.
Киваю, но поняв, что он меня не видит, потому что нас разделяет перегородка из сетки, прошу отвезти меня домой.
Если бы у меня только был дом.
А уже в самой машине слезы льются из глаз водопадом. Ровно год прошел с той ужасной ночи, когда убили моего папу. Когда я в последний раз видела глаза того, кто безжалостно нажал на курок.
В тот вечер вместе с отцом умерла и я.
– Мира, – снова слышу голос водителя. – Вам плохо?
– Все в порядке, – отмахиваюсь, глотая рвущийся наружу, вопль.
– Воды? – спрашивает он, тормозя у торгового центра.
Мужчина вытаскивает из бардачка машины пластиковую бутылку, опускает перегородку и передает воду мне. Мне плохо. Трясет от жутких воспоминаний. Ладони запотевают, горечь печали нависает надо мной свинцовой тучей. Обхватываю бутылку двумя руками, судорожно отворяю крышку. Делаю несколько жадных глотков, чтобы устранить пустынную засуху в горле.
– Можем ехать? – вкрадчиво интересуется он.
Снова киваю, и последующие полчаса мы едем в абсолютной тишине. Нет смысла вертеть в голове одну и ту же мысль по кругу. Мой отец в сырой земле, а он – навсегда за решеткой.
– Вы ошиблись, – встрепенувшись выдаю я, потому что, наехав на искусственную неровность на дороге, водитель сворачивает в другую сторону.
Он новенький, возможно, плохо знает адрес. Подумав об этом, я пытаюсь расписать ему кратчайший путь до дома. Но он меня не слушает. Стрелка на спидометре дребезжит, автомобиль разгоняется до высоких скоростей в течение нескольких секунд. И вокруг – ни души.
– Что вы делаете?! – прерывисто выдыхаю, привставая на сиденье. – Вы с ума сошли?
– Закрой рот, – безлико парирует он.
«Похищение», – приходит единственная мысль мне в голову, прежде чем я начинаю кричать и звать на помощь, дергая за ручку двери. Срабатывают блокираторы и слышится пугающий смех. Зловещий, от которого полчище мурашек пробегает по коже.
– Чего ты от меня хочешь? – выкрикиваю я, хватаясь за горло.
Дрожащими руками хватаюсь за сумочку, чтобы вытащить из нее мобильный телефон. Позвонить кому-нибудь, кто сможет меня спасти. В глазах двоится, разум затуманен. Символы на дисплее мобильного размываются и мне больше нечем дышать.
Что со мной происходит?
Слипаются веки, а спустя секунду я окончательно проваливаюсь во тьму.
***
– Просыпайся, сучка, – звучит заливисто, с ехидцей в отвязном тоне.
Я не сразу узнаю голос своего водителя, находясь в абсолютной прострации. Секунда и меня обливают ледяной водой, вырывая из дремы. Где я? Отворяю тяжелые веки и едва не кричу, потому что передо мной кромешная тьма. Лишь мелкие прорези говорят о том, что на моей голове мешок.
– Кто вы такой?! – придя в себя ото сна, выдавливаю из себя. – Что вам от меня надо?!
Мой голос похож на бессвязное шипение, словно по голосовым связкам прошлись наждачной бумагой. Тело затекло: стоило шевельнуться, как острые грани металлического жгута болезненно сдавили запястья. Я связана. Заперта и похищена. Запах сырости заполняет легкие, рвотный ком стремится вылезти наружу.
– Помогите! – кричу изо всех сил, ощущая во рту металлический привкус крови.
Не проходит и мгновения, как через холщовую ткань моего лица касается жар от оглушительной пощечины. Этот удар немного приводит меня в чувство. Слезы стекают из глаз, а хуже всего то, что я почти ослеплена. Мне больно. Страшно, потому что голова вся еще затянута беспросветным туманом.
Почему я отключилась в машине? Что произошло?
Почему я здесь?
– Заткнись! – рычит мужчина. – Будешь так орать, – предостерегает похититель, сжимая пальцы на моем горле.
Еще секунда и с меня стаскивают мешок, задевая волосы так, что из горла вырывается стон. Я жмурюсь от яркого света, в глазах покалывает, но стоит повернуться, как грубые руки болезненно хватают меня за волосы на затылке.
– И я выебу тебя прямо здесь, шалава!
Что? Как он смеет…
– За что… – шепчу я перед собой.
Он наматывает мои волосы на кулак, вынуждая поднять голову и посмотреть на него. Оскаливается. Распахиваю глаза, потому что спадающие, спутанные пряди волос создают перед лицом ширму, и я плохо вижу.
Замечаю только то, что он огромный. Двухметровый головорез, лицо которого скрыто маской. Я не разглядела его лицо, когда была в машине. Запомнила лишь голос. Но через прорези в маске я вижу его глаза. Холодные. Безумные. Подлец упивается моим страхом, его напитывают силой мои страдания. Леденящий душу ужас окутывает тело.
– Сосать умеешь? – хмыкает он, надавливая большим пальцем свободной руки на мою нижнюю губу. Брезгливо морщусь, но отвернуться не могу. – Что я спрашиваю, мужу своему, наверняка еще как сосешь…
Мои щеки вспыхивают мгновенно от вульгарного вопроса. Мужчина отпускает мои волосы, намеренно толкает меня в подбородок, чтобы я запрокинула голову назад.
Отходит назад и отцепляет пряжку ремня. Он же не собирается… Я собираюсь закричать, как неожиданно для меня он тянет за ворот моей черной блузки. Бархатный текстиль трещит по швам, бесстыдно оголяя мою грудь перед похотливым взором мужчины.
– Не смей! – кричу я истошно. – Не надо!
Меня колотит от надвигающегося снежной лавиной, ужаса. Голова все еще кружится – тяжело реагировать на происходящее трезво.
– Сочная, – облизываясь, щурится он. – Бля… какая же сочная…
Грубая, шершавая ладонь ложится на чувствительное полушарие, сминая его с силой так, что из моих уст вырывается вопль. Мне противно. Тошно. Мужчина наклоняется ко мне, другая рука ложится мне на колено, скользит под юбку, стремясь выше. К промежности.
– Трахать тебя, наверное, такой кайф, – шепчет он, причмокивая.
