– Нет… Не покупайте… это, – горло перехватило спазмом, и тихий шепот развеялся среди зноя и базарного шума.
Но ее услышали.
Торговец разразился бранью, а мужчина – или все-таки старик? – медленно развернулся к ней. В разрезе куфии ( прим. автора – мужской головной убор ) блеснули черные глаза. Цепкий взгляд скользнул по ее обнаженному телу, рабским кандалам и вернулся к лицу.
– Не покупать? – осведомился после некоторого молчания. – Почему?
Ильва с трудом облизнула пересохшие губы.
Стало быть, старик… Нет – древний старец. Слишком надтреснуто и глухо звучал голос. И руки в глубоких морщинках… Или это ей мерещилось из-за жары и раздиравшей на части головной боли. Ильва до ломоты в пальцах сжала цепь, пытаясь собраться с силами. Надо говорить. Возможно, это ее единственный шанс на спасение.
– Плохие травы, – шепнула, прижимаясь лицом к выщербленным прутьям клетки. – Первоцвет собран рано, вереск… пересушен, а дурман-кору хранят… – голос сорвался на хрип, и Ильва прикрыла глаза
От слабости кружилась голова. Тошнило, и во рту горечь. Кажется, она сейчас умрет. Высохнет от этой невыносимой жары, а ее труп бросят на прокорм стервятникам и песчаным псам.
– В чем хранят дурман-кору? – прогрохотало сверху.
Ильва с трудом разлепила веки и сосредоточилась на темном пятне, стоявшем перед клеткой.
Покупатель ждал ответа.
– Хранят в… темноте, – выдохнула обессилено.
Веки захлопнулись, но распластаться на досках клетки Ильва не успела – подбородок попал в капкан стальных пальцев.
– Много знаешь для обычной рабыни, северянка, – задумчиво протянул старик. – Ты травница.
Да, она травница. Ее деревню разорили, защитников вырезали, а женщин, которых успели схватить, загнали в кандалы. Больше половины не вынесли дороги в жаркий Багдааш. Белокожие и светловолосые северянки таяли под жарким солнцем быстрее первого снега. О, хоть бы еще раз ощутить его прохладу и нежность…
Пальцы на ее подбородке сжались крепче.
– Что же ты посоветуешь купить, северянка? – склонился к ней старик. – Говори!
Из последних сил Ильва взглянула на незнакомца. Вдохнула раскаленный воздух и тихо, но четко произнесла:
– Купите… меня.
На этом ее силы закончились, и наступила блаженная тьма.
***
– Пустоголовый ишак! Шайтан на мою голову! Сотню и еще столько же раз я пожалел, что внял мольбам твоего отца и взял тебя в помощники!
Сердитый визг привел в чувство. Ильва приоткрыла глаза, и только потом осознала, то лежит в тени плотного полога шатра, обернутая восхитительно влажной тканью.
По телу струилась долгожданная прохлада. А рядом продолжали ругаться.
– Но, дядя…
– Молчи! – взвизгнул работорговец. Тот самый, что привез ее в Багдааш. – Молчи или, клянусь Всевышним, я велю высечь тебя на дворцовой площади! Посадить северянку в клетку на улице! О-о-о, коварный разоритель…
– Но там была тень! А ее волосы и кожа привлекали покупателей…
– Тень?! Ты считаешь, северянкам достаточно лишь тени?! Безмозглый вшивый гуль! Напомни мне, скольких мы потеряли, пока пересекли благословенные пески Эль Лирии?
– Троих…
– Троих северянок, за которых было уплачено полтораста золотых зерен! Их клетки были защищены от солнца и воду им давали каждый день! Но девки все равно сдохли! А ты чуть не угробил еще одну! Если бы меня не предупредили…
Мужчина осекся и стал расхаживать туда-сюда.
Браслеты на его руках сердито позвякивали, когда Джаниб дергал бороду, как он обычно делал, когда злился.
Ильва успела выучить его повадки.
Сухой и крючконосый Джаниб не стеснялся выражать недовольство. Чаще всего бранью и плетью.
Ей однажды тоже досталось. За то, что попыталась сопротивляться.
Ильва осторожно повернула голову, и под кожей, у самой кромки волос на шее, неприятно кольнуло. Ужасно хотелось почесаться, но она не смела. А что если Джаниб заметит? И ее лишат этой чудесной влажной ткани, чтобы снова выставить под солнце. Нет, она не станет двигаться.
– …Теперь девку придется выхаживать! – вновь начал браниться Джаниб. – Иначе ее не возьмут ни в один приличный дом терпимости!
Ильва до боли прикусила губу, сдерживая рвавшийся из горла крик.
Ее хотят продать в бордель! На потеху любому, кто сумеет заплатить! Желудок мучительно сжался, а в голове мелькнуло богохульное – зря она так отчаянно цеплялась за жизнь. Не то чтобы Ильва обманывалась насчет своего положения, но бордель… Ох, она молилась Духам, чтобы ее купили для обычных работ: уборки или готовки. А там и сбежать можно. Хотя ее внешность слишком приметна…
– С такими волосами возьмут любую, – вяло возразил племянник. Кажется, его звали Аббу.
Но Джаниба это не успокоило.
– Она едва шевелится! – взвизгнул так, что уши заложило. – К тому же излишне худа… Тс-с-с! – зашипел вдруг. – Слышишь?!
В шатре воцарилась звенящая тишина.
Ильва тоже прислушалась, но, кроме базарных криков и шелеста сквозняка, ничего не услышала.
– Лошади, – пробормотал Джаниб. – Узнаю это ржание… Фарисские вороные!
Аббу тихонько заскулил:
– О-о-о, Всевышний! Шайтаново отродье. Что они здесь забыли?!
– Цыц! Не поминай всуе. Может, мимо проедут.
Еще несколько секунд прошли в напряженной тишине, а потом Ильва услышала приближающийся топот. Земля дрожала под ударами мощных копыт, а люди с криками разбегались в стороны.
Под ребрами противно екнуло.
– Сюда правят, – опять заскулил Аббу.
И действительно, не успела Ильва понять, кого так боятся ее пленители, как у шатра раздалось громкое ржание. Пятна солнца побежали по устланной коврами земле, и посетитель вошел внутрь. Без приглашения.
– Господи-и-ин, – заверещал Джаниб, словно его опустили задом на уголья. – Какая че-е-есть… Услада моему сердцу!
Врет. И незнакомец тоже это понял.
– Довольно, Джаниб. Я пришел за товаром.
От гулкого, чуть надтреснутого голоса по коже сыпанули мурашки.
Перед глазами тотчас соткался образ воина – с широкой грудью, сильными руками и в богатом облачении. Такие привыкли повелевать. Каждое их слово – закон. А непокорных ждет меч.
Ох, только бы он скорее ушел…
– Да, господин. Как скажете, господин, – зачастил Джаниб. – Эй, Аббу. Веди девок сюда, живо!
Послышалась возня, звон ключей и шелест ткани. Ильва не очень хорошо помнила, сколько пленниц у Джаниба – северянок держали отдельно. Но не меньше десятка, точно.
– Вот, господин, – елейным голосом пропел работорговец. – Как на подбор, свеженькие, словно бутон розы, и чище родниковой воды. Взгляните на эти губы – ни один мужчина не пробовал их. А эти манящие изгибы – сколь приятны они на ощупь… И шелк девственного лона дарует вам изысканное наслаждение…
– Это всё, что есть? – перебил «воин».
Даже сквозь полог шатра Ильва почувствовала, как напрягся Джаниб.
– Д-д-да, господин… Ах, стойте! Туда нельзя!
