– Мне было тогда восемнадцать лет. И это, правда, была моя первая любовь. Я увидел ее на остановке, она ждала тот же автобус, что и я, она смотрела на меня и медленно отворачивалась, видимо, как и я… Я действовал по такому же принципу. Мой мир изменился с ее появлением. Дорогая моя, ты даже не представляешь, как бы я хотел вернуть то время. Как безжалостно время, как оно быстро, и неповторимо… время… Время – оно уничтожает с каждым мгновением все самое дорогое тебе, не жалея тебя.
Говоря последнюю фразу, Вениамин Константинович повернулся к окну и, щуря глаза, рассматривал синее небо.
– Мне кажется, что так всё и должно быть, ведь это жизнь, не так ли? – спросила я у Вениамина Константиновича, который так безжалостно отзывался о своем времени, которое он прожил уже почти восемьдесят лет.
Его выражение лица всегда было очень свежо. На разговоры выходил с охотой. Иногда, бывало, показывал свой нелегкий характер. С виду он был старичком, а душа его была молодой. И я замечала всегда, что с каждым его воспоминанием о своей жизни он менялся, и внешне всё менялось в нем. Он рассказывал историю из своего детства, когда ему было девять лет, и я, смотрев на него, видела этого мальчика, молодого, совсем полного сил и духа.
– О, как ты не права, так не должно быть. Так может быть. Лишь только мы сами можем создавать свой мир и идти по нему прямо, или же завернуть за угол и остановиться, сдаться, другим словом. Вот люди и сдаются, а знаешь почему? – я махнула вопросительно головой. – Да всё потому, что так легче. Люди лениво относятся к своей жизни, если выбран счастливый путь, но он так сложен, то люди сворачивают тут же за угол, вот и всё, они становятся несчастны, и их это убивает… Убивает. – Со вздохом и будто с большим камнем на сердце он произнес последнее слово.
Мне всегда казалось, что о смерти он думал с очень большой болью. Даже не казалось. Это так и было. Он боялся умереть, он жить хотел и доказывал мне это. А иногда и я сама задаюсь вопросом: ну почему нам дается так мало времени для жизни и каждый ее проводит по своему, но так скажем – одиноко. Одиноко мы входим в этот мир и так же одиноко выходим из него. А почему нам это дается, для чего? Люди страдают от этого, люди стареют от этого, люди умирают с этим.
– Знаете, я бы хотела всё-таки дослушать историю про вас и вашу первую любовь, а то мы застряли на этом глупом размышлении о времени.
– Да и не глупом совсем… Ну, так вот, когда мы с ней вошли в автобус, она зацепилась сумкой за дверь, я помог ей её вытащить, она поблагодарила меня. Ее милая улыбка… Это всё. Потом она вышла на своей остановке, а я на своей.
Он слегка поддался хрипотце, и приподнялся на локтях. Скользя, по своей подушке.
– И вы даже не попытались с ней заговорить, если она вам так понравилась? – меня это возмутило, так как это было похоже на детскую историю, глупую детскую историю.
– Нет, она мне не понравилась, я ее полюбил.
Это выбило меня полностью. Ну как можно полюбить с первого взгляда не узнав даже имени, и тут я открыла от удивления рот.
– И я тогда не собрался духом с ней заговорить. Я каждую пятницу стоял на той остановке, где мы с ней встретились, а потом выходил из автобуса на той остановке, где вышла тогда она, и с ее остановки шел пешком до дома, и ни разу ее не встретил. Тогда я начал чаще приходить на эту остановку, но ничего не менялось, ее так же не было.
– И как вы ее потом нашли?
– А тебе разве кто-то говорил, что мы с ней еще раз встретились? – с усмешкой спросил он.
И тут меня как молнией поразило. Получается, молодой человек влюбился в молодую девушку, с первого взгляда, так и не опробовал своей любви на яви. Я была этому удивлена. Еще и потому, что не верю в эту любовь с первого взгляда, даже если и так, то она же обманчива, тем более, если она первая.
– Я не понимаю! – тут же, резко возмущаюсь.
– Это всё! Ее больше я не встречал…
– Но почему тогда это ваше счастливое воспоминание, почему, раз ничего не получилось с любовью!? – небрежно его прерываю. Ну, это уж точно за гранью моего понимания!
– Потому что самое прекрасное в мире – это то к чему у тебя нет доступа. И любовь – это не всегда страдание при не достижении ее вплотную. И я устал, тебе это не понять, никому этого не понять, никто меня не понимает, просто улыбаются в глаза, а сами думают, как бы быстрее вернуться домой, никого не заботят наши проблемы, проблемы «стариков», а я должен тут лежать и сам с собой разговаривать. А я думал, что хоть ты одна единственная, кто меня выслушает и поймёт! – сказав это, Вениамин Константинович повернулся к белой стене и укрылся глубже одеялом.
Он любил вытекать плавно из одной темы в другую, любил и умел это делать. Это была хорошая работа для моего мозга. Понять его первое размышление о жизни и тут же переключиться на другое. Он показывал свою обиду. Но я знаю, он не обижен, просто и в правду устал. В его жизни было многое пережито, и он не боится мне все это рассказать. Я даже ему благодарна за это, мне нравится его слушать, и нравится смотреть, как он «сильно» обижается, чтобы скрыться в полусне, так как обычным сном он не спит, он вообще мало спит. Мне это не нравится.
– Ну, нет же, вы снова начинаете, я вас очень уважаю, и всегда с радостью слушаю вас, но иногда я вас просто не понимаю и задаю вам вопросы, потому что хочу понять вас, а вы снова обижаетесь и погружаетесь в себя… Хорошо, я уйду, приду позже, ужин принесу вам, отдыхайте.
Я вздыхаю, и выхожу из комнаты, захлопнув тихонечко за собой дверь, чтобы лишний раз не беспокоить его.
Вениамин Константинович был очень красивым в молодости человеком и в зрелом возрасте не растерял остатки былой красоты. Это я поняла по его фотографиям. У Вениамина Константиновича есть младшая сестра Дарья, но рядом с ним ее нет уже давно. Как-то пять лет назад, она привезла его в дом престарелых, тогда он был очень плох, мало двигался, почти не разговаривал. Я даже в какой-то степени рада, что Дарья привезла его к нам. Если бы этого не случилось, я бы с ним не познакомилась. В большей степени я работаю здесь потому, что мне не хватает моей бабушки и дедушки. Эти добрые старики и старушки заменяют немного мне моих родных старичков.
