Нелли Горицвет - Никто не избегнет блаженства. Часть первая

Дизайнер обложки https://ru.postermywall.com

© Нелли Горицвет, 2022

© https://ru.postermywall.com, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-6473-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0056-6464-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Частицы Света – это записанные ноты. Удар молнии может быть целой сонатой. Тысячи молний – это концерт.

Даже самая крошечная звезда обладает законченным строением и тоже является частью звездной симфонии.

Никола Тесла

Дождь лил не переставая. Его тревожный голос не смолкал, начиная с шести вечера, и некоторым, быть может, это уже порядком поднадоело. Его тяжелые капли, точно жаркие слова, сказанные в запальчивости, сливались в единый поток, что-то шептали, ударяясь об асфальт, сияющий в свете ночных огней, дрожали, игриво подскакивая в сверкающих лужах… пузырились, пенились и, чего-то не договаривая, растворялись в мутных тяжелых ручьях… куда-то неукротимо спешили, а после, проплывая под струями фонарных светопадов, вспыхивали лучиками последней надежды. Они стремились туда, откуда восходит солнце.

Последние трамваи ушли на восток, погасив свои близорукие фары, и серебристые полоски рельсов, призрачно вырисовываясь во тьме, терялись где-то за горизонтом, рассеиваясь, словно шлейф реактивного самолета. Уснули витрины дорогих магазинов – вместо великолепия цветных гирлянд и неоновых реклам теперь зияют оскаленными пастями черные провалы. И лишь матовые квадраты окон современных новостроек продолжают неустанно глядеть желтыми, зелеными и розовыми глазами; немигающие, мрачные, точно безмолвные стражи, точно маяки для одиноких усталых путников. Они смотрят туда, откуда восходит солнце.

Безлюдье царит вокруг. И зачем только я приперлась на эту дурацкую остановку? Ведь ясно, что автобусов больше на сегодня уже не будет. Но что-то держит меня под укромным навесом и не дает сдвинуться с места. Что это? Ночное небо, которое мне одной, маленькому человечку с его ничтожными проблемками, затерявшемуся в большом и сложном мире, доверяет свои вселенские секреты, свою тревогу? Небо, которое надрывается от раскатов грома и трескается, пронзенное пиками молний? Небо, которое устало ждет восхода солнца…

И вдруг я замечаю прямо перед собой одинокую фигурку мужчины, изогнувшегося, словно левкой. Открытый всем ветрам, на проезжей части, на огромной площади, стоит он, склоняясь сосредоточенно над электрогитарой, и его длинные пальцы неистово бегают по ладам и струнам, высекая грозди искр так, что даже до меня доносится удушливый запах озона. Мокрая рубашка прилипла к телу, заставляя выпирать ребра-шпангоуты, густые черные локоны неровными прядями закрывают лоб и глаза, а ноги по щиколотку утопают в воде. Но гитарист точно не замечает обрушивавшейся на него лавины дождя. Напротив, скорее он рад этой разбушевавшейся стихии, он живет в ней, он живет ею. И его музыка вторит ветру и ливню, то тревожно и жалобно вздымаясь куда-то ввысь и оттуда низвергаясь и преломляясь обилием риффов и глиссандо, то застывая в едином запиле, то отбивая барабанную дробь мрачного низкого трэша в такт ударам грома, то замедляясь и утихая… вызывая в душе смутные неясные воспоминания о чем-то недосказанном, упущенном, прибереженном для себя и безвозвратно утерянном. Шнур от гитары едва заметной змейкой отходит от деки и исчезает где-то в вышине…

Кто ты, прекрасный незнакомец с голубыми задумчивыми глазами? Что ты забыл в такой поздний час на этой одинокой площади, под этим ледяным дождем, в этом унылом и скучном городе, в этом жестоком и холодном мире? Что заставляет тебя выдыхать эту музыку, точно боль, в самое сердце грозы? И веришь ли ты в восход солнца? И во что ты веришь вообще? Я не заметила, как вышла из своего укрывища и медленными шажками придвигаюсь все ближе к музыканту. А дождь, между тем, не спеша, утихал и, наконец, смолк совсем. Вслед за ним и молодой человек остановил свою песнь на робкой, чуть слышной ноте. Он откинул нервным движением руки со лба волосы и тут только впервые увидел меня.

– Привет, – небрежно бросил он так, словно мы давно знакомы, – что ты здесь делаешь?

– Жду мужа из командировки, – обескуражено ответила я и, точно в оправдание, для чего-то выставила вперед сумочку, – вот, принесла ему плащ.

– О Господи! – устало и слегка рассерженно воскликнул он. – Как это банально! Понимаю. Сейчас придете домой, примете горячую ванну и будете пить чай с вареньем.

– Ну да, – согласилась я и посмотрела в упор: «А что в этом зазорного?»

– Какие вы все скучные и одинаковые, – заключил музыкант.

– Кто это мы? – не поняла я.

– Ну… люди, земляне, долгожители… или как вас там?..

– Прости, а ты кто будешь? – удивленно, тихо и взволнованно спросила я, предчувствуя что-то важное.

– Я – нечто вроде Архангела, – угрюмо ответил мужчина, – сын Шаровой Молнии и… пьяного авиадиспетчера, – усмехнувшись, добавил он, – титулованный Принц Грозы. Я рождаюсь каждый раз заново с раскатами грома и … – тут его голос дрогнул, – с прекращением ливня развоплощаюсь снова.

Помолчав немного, он добавил уже более веселым тоном:

– А знаешь, это так здорово: всякий раз, словно впервые, просыпаться, вспоминать прежнюю жизнь и… вспоминать о Ней.

– О Ней?

– О Ней, – спокойно подтвердил музыкант.

– А кто Она? – робко поинтересовалась я, чувствуя, что вопрос не совсем тактичен.

Но Принц Грозы ответил, как ни в чем не бывало:

– Она – дикое дитя июньского леса. Она – веселая хохотушка с васильками в золотых кудрях и с веснушками на носу. С первым лучом рассвета Она встает, радуясь пению птиц, зеленой листве, весело танцует на лесной поляне, окруженная детенышами пятнистых оленей и… не подозревает о том, как Она прекрасна! А однажды, – тут лицо молодого человека совсем просветлело и оживилось, – однажды я Ей поведал об этом.

– А Она?

– Она? Она рассмеялась в ответ, – с восхищением сказал он, – но стоит только на небе появиться пусть даже легкому облачку, – далее продолжал музыкант, – как Она тотчас ложится спать. Чтобы не взгрустнулось ненароком, – пояснил он, – чтобы Ее лицо не украсила ни одна морщинка.

– Но тогда как же тебе удалось поговорить с Ней?

– Видишь ли… – замялся гитарист и испытывающее посмотрел на меня, – все дело в том, что Она живет в моей музыке, в моей Теме, во всей моей жизни. Там мы и беседуем.

– Так вы никогда-никогда не встретитесь? – осторожно, вкрадчиво спросила я.