Глава 1
Стыдно признаться, но раньше мой характер был не прост. Я был большим, сильным, безмозглым идиотом. Гора мышц и двухметровый рост были бы предметом гордости, если бы не тупоголовость и вспыльчивый, до неприличия агрессивный нрав. Громадная туша мяса, без ума, которая лишь и искала повода для драки.
Повод мог быть любым: скверные слова в мой адрес, попытка избить меня, любое оскорбление в сторону кого либо, кого я знаю, если кто у меня ворует, или у тех кого знаю, тот кто стукачит на меня тоже получил бы не меньше остальных и те кто лгут, особенно мне прямо в лицо. Я даже не разделял наказания со степенью проступка, я бил всех как получится и бывало, что тот кто избил мою сестру получил лишь разбитый нос, а тот, кто оскорбил меня, два перелома. Лишь лгунов я бил всегда одинаково, одинаково сильно, выбивая из них всё желание врать.
Больше всего я ненавидел лгунов. Их мерзкая рожа, извергающие грязную ложь прямо мне в лицо, считая, что я слишком глуп, чтобы осознать их «гениальный» лживый замысел. Из-за этого чаще всего и начинались наши конфликты. Тогда я считал, что борюсь с враньём, на самом деле это было моим любимым занятием. Драться с теми кто не прав. Я ходил по трактирам и заводил разговоры провоцируя людей на ложь. Спрашивал, что они думают обо мне, о моей семье, о девушке в том углу. Они же всё время мялись и не зная, что ответить, обычно лгали и попадались в мою ловушку. Сейчас я понимаю, что не оставлял им никакого шанса, либо обидеть, либо солгать.
Мне сложно поверить в тот бардак, царивший в моей голове. Максимальная, непробиваемая глупость, которую видели все вокруг, придумывая мне обидные прозвища. Все называли меня по разному, но без исключения все они заключались в моём глупом разуме.
Полный полёт фантазии: от примитивных однословных, банальных оскорблений, до высокоуровневых речей о моей глубокой необразованности.
Только в мою сторону доносились они крайне редко, особенно после того, как один применил максимум своих творческих сил для придумки мне обидного прозвища. Сначала я просто дал ему в лоб, несильно, он даже сознания не потерял, но когда меня повседневной стали так называть, я нашёл его и выбил ему челюсть. Как же он кричал, сколько крови было. Говорят, бедолагу еле успели спасти. Сейчас я очень жалею об этом. Из-за того, что почти никто не знавал моего настоящего имени, меня называли стереотипно Джабан. Так зовут только тупых деревенщин из дальних гор, я ненавидел их, даже не замечая, как был на них похож, или даже хуже.
Таким я был не спроста, я прятал все свои слабости и эмоции за завесой угрюмого силача великана. За любую свою проявленную слабость я бился головою об пол, чтобы избавить её от мыслей. Почти каждый день, я бился в напольные доски, оставляя в них вмятины, а порой и разламывая. В отличии от других для меня это было не более чем болезненным развлечение когда другие давно бы разбили голову в кровь. Семья уговаривала меня это не делать, мать беспокоилась обо мне, а отец беспокоился за пол. Я думал они проявляют ко мне заботу и делал наперекор, пресекая чувства. Я хотел быть крутым и считал, что если возненавижу все слабости личности я добьюсь уважения в обществе. Что ж, если страх можно считать уважением, то у меня получилось. Эти удары пагубно повлияли на мою головушку, после всех этих «терапий» я выпадал из мира на часок другой, не размышляя не о чём.
Проходя по улицам, меня вечно обходили и шарахались, дабы не встретится со мной и не ввязаться в новую драку. Такое отношение, мне было по душе, чувство физического и психологического превосходства ласкало моё раздутое эго. Я мог ради веселья зайти в общественное место, полным фальшивой злобы и наблюдать как народ разбегаются и прячется по углам как крысы. Вы могли бы спросить любого человека, жившего в моём городе про страшную, тупую глыбу и любой бы указал на меня, но только когда я не вижу. Даже женщин пугало моё присутствие. Готов поклясться, что они меня боялись больше, чем мужчины, хотя мне говорили, что женщины очень любят сильных и крепкосложенных горожан, за которыми можно встать как за каменной стеной. Из-за чего я очень охотно бы вмазал тому, кто пустил такой слух.
Обычно знакомство со мной происходило по такому принципу: вначале они видят красивого, крепкого, уверенного мужчину, с которым желают познакомиться и узнать его получше. Я и вправду был красивым, если не учитывать все следы побоев, полученных в драках, я был обладателем светлых шелковистых волос, чёткими чертами лица, зелёнными, как изумруд глазами, светлокожий с золотистым отблеском. Эталон мужской красоты испорченный кулаками, двумя табуретами, котелком для готовки, каменными и деревянными стенами различных зданий, камнями, керамической и фарфоровой утварью и множеством вещей, настолько тяжёлых, что я не помню их удара.
После люди осознают, что имеют дело со слегка полнейшим идиотом, не способным отличить грубость от комплимента. Оказывается, когда тебе говорят, что у тебя крепкий череп, они не имеют ввиду, что ты непробиваемый баран и не следует бить их после этого. Они начинают видеть, за маской прекрасного, истинного дегенерата, идиота, не умеющего читать, писать и даже говорит с трудом, а также обладает самым тупым выражением лица, которое видел свет. Часто после этого нить общения между нами рвётся и они прекращают какое либо общение со мной и активно избегают.
А те кто вытерпел, мой идиотизм или слишком вежливы, чтобы прекращать дружбу со мной, или же такие же тупицы и им было комфортно в моём обществе либо узнавали мой агрессивный характер на практике, иногда и на самих себе, и делали то, что должны были сделать с самого начала знакомства со мной, либо им об этом стремительно рассказывал случайный прохожий, понимая, что этот человек ещё не знает с каким имбицилом встретился.
В обществе меня давно все возненавидели. После многочисленных побоев, дебошей и потасовок меня не были рады видеть ни в одном баре, постоялом дворе, на рынке, любом культурном месте, церкви или любом другом здании наполненном кучей людей. Прежняя радость хитрых трактирщиков от тупого пьяницы, быстро сменилось гневом, и страхом за своё заведение. Частенько мне доводилось побывать в стенах жандармерии и даже в доме спокойствия под инквизиторским досмотром, и даже на двух приёмах с мистером Фабосом, но и мозгоправ успеха не почуял. Меня судил по множеству одних и тех же статей: нанесение телесных повреждений, нанесение тяжких телесных повреждений, порча имущества, порча частной собственности, нарушение общественного порядка, избиение гос. Лиц при исполнении и таких у меня скопилось куча. Я бы давно сел на пожизненное или пошёл на эшафот если бы не старый дядюшка Мурсон. На самом деле, мне он дядей не приходился, он был дядей моей матери и именно из-за её просьб, дольше чем на неделю я в неволе не оставался.
