Действующие лица
Вера – Вера Павловна, хранитель фондов музея, разведена.
Люся – дочь Веры.
Александр – Александр Александрович, охранник.
Джон – даритель, средиземноморский тип.
ВДВ – Витя, электрик, недавно отслужил в армии.
1 милиционер.
2 милиционер.
Роскошная хрустальная люстра это всё, что осталось от прежних хозяев в гостиной старинного особняка. Остальные вещи и мебель появились здесь, когда в бывшем доме купца Лопахина разместился краеведческий музей.
Заваленный антикварным хламом стол, диван, пара стульев, стеллаж, лестница стремянка и замутнённое временем напольное зеркало – вот, пожалуй, и всё, на чём сможет задержаться взгляд присевшего в удобное кресло зрителя. Чуть позже, когда загорится сценический свет, проявится из темноты потёртый докторский саквояж и этажерка, на которой стоит заскучавшее в пыльной темноте и скуке чучело чайки.
На стене незатейливая вывеска «Уважаемые дарители! Приём даров производится с 10.00 до 17.30». Ещё в этой просторной комнате есть три двери с табличками: «Выход», «Служебное помещение», «Главный хранитель фондов» и пара больших, раскрытых настежь окон.
Действие первое
Тёплый летний вечер. Шум дождя, далёкие раскаты грома за окном.
В комнату через дверь «Главный хранитель фондов» входит Вера в синем халате, надетом поверх платья. Вера подходит к этажерке и подвязывает к чучелу чайки музейную бирку.
Вера. Larus. Larus ichthyaetus. Звучит довольно строго и лаконично. (Оценивающе смотрит на чучело.) И уж точно совсем не смешно.
Через дверь «Выход» входит Александр в форменном костюме, на ремне кобура. Стряхивает капли дождя.
Александр. Вот и дождь начался. Долго мы его ждали. И гроза будет.
Вера. Александр Александрович, у меня к вам небольшая просьба.
Александр. Слушаю, Вера Павловна.
Вера. Помогите мне поднять эту громадину наверх.
Александр стряхивает пыль с чучела. Чихает.
Александр. Судя по всему, чучело простояло на этажерке целую вечность.
Вера. Вы не поверите, но наши музейные старожилы уверяют, что этот шедевр таксидермии здесь со времён прежних хозяев.
Александр. Так и пусть стоит. Что за необходимость тащить её наверх?
Вера. К сожалению, по-другому нельзя.
Александр. Почему?
Вера приставляет стремянку к стеллажу, взбирается на ступеньку.
Вера. Всему виной любопытство. Не так давно мне на глаза попался старинный определитель, и чёрт меня дёрнул выяснить, как называлась эта чудесная птица.
Александр. И?
Вера. И я выяснила. Так что подавайте птицу сюда.
Александр снимает пыльное чучело с этажерки.
Александр. Что же тут было выяснять? Не выливай, попьём, не выкидывай, покурим – это ж чайка1. Только вот козырёк чёренький.
Вера забирает чучело, втягивает носом пыльный воздух, но чихнуть получается не сразу.
Вера. Да. (Вместе с чиханьем). Чайка! Простите. Очень тяжёлая. Попробуйте лучше вы. (Сходит с лестницы.)
Александр. Ладно, давайте. Поднимем без шума и пыли.
Вера. Так вот, оказалось, что она, нет, скорее оно… Ну, вернее то, что превратилось теперь в пыльное чучело, называлось когда-то Larus ichthyaetus! По-русски это звучит так – чайка Черноголовый хохотун.
Александр. Как вы сказали ихтя…
Вера. Ichthyaetus. Larus по-русски чайка, ну а ichthyaetus, вероятно, означает хохотун. Да ещё и черноголовый.
Александр поднимается по стремянке.
Александр. Я на своём веку много разных птиц повидал. И дятлы попадались, и краснопёрые, а вот про хохотуна не слышал.
Вера. Разумеется, я тут же сообщила о своём маленьком открытии руководству.
Александр. И?
Вера. Расплата за мою любознательность не заставила ждать. Наверху сочли, что музей может допустить при создании экспозиции некую долю иронии, но вовсе не смех и уж тем более не хохот. Мне так и заявили: «Вера Павловна, это музей, а не театр комедии. Пусть ваша любимая чайка хохочет в фондах». Так что смело сажайте птицу на самый верх.
Александр. Думаю, вот здесь для нашего ляруса самое подходящее место. (Водружает чайку на верхнюю полку.)
Вера. Вот видите, и вы тоже.
Александр. Что?
Вера. А вот это – лярус. Представляете, вчера я вычитала, что в секте гипокритов2 экстаз достигается повторением одного слова по нескольку тысяч раз. Так вот на днях эти самые гипокриты установили своеобразный рекорд, произнесли слово чайка семьдесят три тысячи четыреста пятьдесят восемь3 раз и сбились лишь единожды. А у меня на первом же десятке латинское larus почему-то переродилось в мягкое, грассирующее la russe. Как думаете, наш ля русс не свалится теперь кому-нибудь на голову?
Александр. Я думаю, чайка не свалится и сегодня больше уже никто не придёт. Может быть, закроемся немного пораньше?
Вера. Спускайтесь на землю, и закрывайте двери, голубчик. Надеюсь, мы заслужили эту маленькую вольность.
Александр спускается с лестницы, закрывает створки окон, задёргивает занавески, закрывает входную дверь. Вера подходит к столу, захлопывает пыльный журнал, рассматривает предметы. На лице появляется улыбка. Вера берёт в руки шкатулку.
Вера. Просто чудесно! Столько дивных подарков принёс музею нынешний День дарителя. Посмотрите. Как вам, например, эта шкатулка? Красота! Вот только крышка не открывается.
Александр. Позвольте мне. (Забирает шкатулку.) Не беда, сейчас откроем. (Расстёгивает кобуру.)
Вера. Умоляю вас, Александр Александрович, не сломайте. Вещь старинная, хрупкая!
Александр вынимает из кобуры шомпол-протирку. Отворачивается от Веры. Через мгновение возвращает шкатулку.
Александр. Вот и всё. Открывайте!
Вера осторожно приоткрывает крышку шкатулки.
Вера. К сожалению, пусто. Как у вас все быстро и ловко получилось. Признаюсь, вы меня удивили.
Александр прячет шомпол и револьвер в кобуру.
Александр. Поверьте, я способен на большее.
Вера. Охотно верю. Полюбуйтесь сюда, зеркало начала двадцатого века. Ручная работа. Вполне ещё крепкое. (Подходит к зеркалу, вглядывается в своё отражение.) Жаль стекло совсем тусклое, почти ничего не видно. Или вот! Взгляните. Старинный докторский саквояж. Совсем как у Антона Павловича Чехова. (Берёт саквояж, ручка саквояжа наполовину отрывается.) Почти целый. (Ставит саквояж на стеллаж.) А как вам эти хрустальные бокалы? Девятнадцатый век. Три штуки. Знаете, вся эта красота совсем не скоро предстанет перед широкой публикой, а мы с вами вот так, запросто, можем взять их в руки и почувствовать настроение той эпохи. Представить, как звучал этот благородный хрусталь, наполненный до краёв шампанским. Идите сюда. Послушайте. (Звякает фужерами.) Представляете, как красивые и благородные люди пили из них «Moet & Chandon»!
Александр. Шан и Дон? Китайцы, что ли?
Вера. Наивный Александр Александрович! «Moet & Chandon» это старинный сорт французского шампанского. Его пили Наполеон Бонапарт, французские Людовики, начиная с пятнадцатого, пожалуй. Помните это?
