Андрей лежал на диване и бездумно пялился в телевизор. Он сдал сессию за второй курс досрочно, и уже сегодня, двадцать пятого мая, туристическая тропа вела бы его и подружку Марту на место стоянки у красивейшего озера под названием Глубокое. Они уже отдыхали там год назад и были в восторге от озёрной красоты, от песчаного берега и берёзового леса, от утреннего тумана и пения невидимых пичужек.
Сутки назад они поссорились – с Мартой – по сугубо принципиальным взглядам на кое-какие антиморальные поступки: девушка ни с того, ни с сего стала употреблять слова нетрадиционной лексики, а попросту – материться. Сначала Андрей укоризненно взглядывал на неё и кривил губы, давая понять своё неодобрение, но вчера не выдержал.
– Марта, зачем ты это делаешь? Во-первых, ты девушка, во-вторых – студентка литературного факультета и в-третьих – мне неприятно слышать эти грубые словечки из уст любимой девушки, будущей матери моих детей.
Из трёх причин недовольства Марта заострила внимание на последнем.
– Гляди-ка, неприятно ему! Чистенький какой! Да мне по… фигу! И с чего ты взял, что я буду твоей женой? Если ты мне уже сейчас нравоучения читаешь, что будет после свадьбы? А вдруг я курить начну?
Ошеломленный отповедью, Андрей честно вылепил:
– Пепельница мне не нужна!
– Да и пошёл ты… – фыркнула подруга и, круто развернувшись, ушла.
Уже сутки Андрей не мог объяснить происшедшие перевоплощения в поведении Марты и явно не в лучшую сторону. «Ну, ладно бы из деревенских была, а то ведь городская, к тому же будущая журналистка» – рассуждал парень. Почему-то ему представлялось, что в деревне матерящиеся девушки – это норма.
– Андрюша, ты чего валяешься среди бела дня? Спишь что ли? – подошла к дивану мать, совсем ещё молодая женщина – сорока нет.
Она родила сына в восемнадцать лет, не успев выйти замуж: отец ребёнка, катаясь на лыжах, провалился в глубокую полынью, долго в ней бултыхался, сумел выбраться, но подхватил жестокую двустороннюю пневмонию и буквально сгорел за неделю. Похоронив жениха и родив сына, мать второго мужа даже не пыталась искать, однолюбкой оказалась, хотя сватались многие, и отчество сыну своё дала.
– Ты чего не отвечаешь?
– Не сплю я, мам…
– Квёлый ты какой-то. Из-за зазнобы, небось? Ну, что поделать? – заболела дивчина, со всяким случается. Выздоровеет, и пойдёте на своё озеро.
Андрей матери о ссоре с Мартой не сказал, на ходу придумав болезнь и посему – отставку турпохода.
– Ты сходи-ка за почтой, сын, а то у меня руки в тесте, пироги затеяла. Сходишь?
– Конечно. Чего не сходить? А ты пирог с какой начинкой печь будешь?
– Догадайся с трёх раз…
– А вот с первого узнаю! Спорим? Капуста с грибами. Угадал?
– Угадал, угадал, – засмеялась довольно мать: вкусы своего обожаемого сыночка она знала с самого детства.
Неважнецкое настроение сразу спряталось за диван, а Андрей побежал на второй этаж, где в ряд расположились почтовые ящики. В подъезде было душно и пыльно. Поздоровавшись с соседкой по лестничной площадке тётей Катей, поднимающейся с двумя тяжёлыми сумками, он бесцеремонно эти сумки отобрал.
– Тёть Кать, вы поднимайтесь, я только почту посмотрю и сумки вам доставлю прямо в квартиру.
– Ах, до чего ж ты, Андрюха, мальчишка хороший. Счастлива та девка, что за тебя замуж пойдёт! Мне бы скинуть годочков тридцать, никому бы тебя не отдала!
Не успела она дойти до двери собственной квартиры, как Андрей, зажав под мышкой газету, какие-то рекламные проспекты и письмо, уже ставил сумки у порога.
– Спасибо, мой дорогой. Дай поцелую в щёчку, – потянулась соседка к лицу покрасневшего парня.
– Вот ещё, нежности… – отстранился тот.
– Тогда возьми яблочко, – не обиделась тётя Катя, – смотри, какое красивое краснобокое – кубанское. Для здоровья пользительное.
– Яблочко возьму. Спасибо, тёть Кать.
– И хорошо, и прекрасно. Маме привет передай, пусть вечерком зайдёт – чайку попьём.
– Спасибо, передам. Она как раз к чаю пироги печёт.
Довольные друг другом, соседи разошлись по квартирам.
– Мам, – крикнул из прихожей Андрей, – тебе письмо.
– Да что ты! И от кого же, интересно? Давненько никто не писал. Открывай скорее, читай…
Руки матери ловко мяли тесто, живя своей особой жизнью – пироги не требовали скорости и пренебрежения: иначе не получатся. Любопытная материна голова повернулась к сыну.
– От Афанасьевой Ф. Кто это, мам? Фамилия наша.
– Ты читай, читай, узнаем…
– «Здравствуй, Маша! Пишу тебе я, тётка твоя по матери, Феклинья Яковлевна. Я жива, но не здорова: спина отказала намедни. Картоху весной помог посадить сосед Емеля, да вот незадача, ногу сломал третьего дня. А пришла пора полоть сорняки. Ты бы помогла мне, племянница, а? Приезжай, поживёшь в деревне, подышишь духмяным воздухом. Жду тебя. Адрес нашла на старом письме сеструхи. Остаюсь. Тётя Фёкла. Писала 20 мая».
– Мама, а кто это тётя Фёкла? Имя какое древнее.
– Сестра это мамина, старшая. Лет пятнадцать у них разница в возрасте. Адресовано мне?
– Тебе. А почему мы с ней не знаемся?
– Давняя это история, сынок. Я и сама толком ничего не знаю, маме моей по каким-то причинам пришлось уйти из семьи, уехать. Она мне никогда ни о чём не рассказывала. Подозреваю, что не простили ей её беременность родители. Нравы раньше в деревне были ой какие суровые… Она написала тёте Фёкле письмо, когда я родилась, но ответа не получила. Раз тётка письмо сохранила, значит, жалела маму. А вот прабабка твоя с прадедом, знать, запретили ей ответ писать. Мама очень тепло отзывалась о сестре, няней называла. Видимо, тётя не знает, что мама умерла.
– И что теперь?
– А теперь, мой дорогой сын, придётся ехать тебе, мне второй раз за год отпуск никто не даст, даже за свой счёт. А тебе полезно узнать, как народ в деревне живёт, чем дышит, чем на жизнь зарабатывает. Узнаешь, как картоха растёт, огурчики, помидорчики. Воздухом духмяным подышишь. А то, смотрю, в диване уже пролежни наметились. Собирайся, завтра и поедешь
– А ты знаешь, мама, мне уже и самому интересно. Возьму с собой ноут, мобильный, пару трусов-футболок, много носков и покачу…
– Сомневаюсь, что вся аппаратура тебе понадобится. А вдруг там ещё при керосиновых лампах живут?
– Да ну-у-у, скажешь тоже!.. Кстати, тётя Катя тебя вечером на чай звала и просила, чтобы ты кусок пирога с собой захватила.
