Монотонное жужжание машинки напоминало гул насекомых, настойчиво кружащих над головой. Хотелось махнуть ладонью, отгоняя назойливый рой москитов, но руки неподвижно застыли на коленях, отказываясь слушаться хозяина. Тем временем мягкие светлые локоны обреченно падали на пол, становясь безжизненными и тусклыми.
– Все готово, господин, – испуганно произнесла девушка, аккуратно убирая накидку.
Татум поправил воротник рубашки цвета хаки и вгляделся в свое отражение. Новая стрижка преобразила его лицо. Оно будто стало серьезнее, старше, строже. Но на самом же деле на нем появилась печать безысходности.
Прежняя беззаботная жизнь пошла прахом, а родной отец обернулся жестоким тираном и параноиком. Впрочем, для Татума это не стало такой уж неожиданностью. Он очень хорошо знал, на что способен Правитель, но прежде его гнев и изощренные издевательства были направлены только на поданных – бесправных жителей трех Долин, безустанно гнущих спины на благо богачей.
Однако отныне все изменилось.
Милость Правителя снизошла и на его сыновей.
Десять лет назад Элиот Барнс учредил День милости, в который даровал избранным жителям Долин шанс поселиться в Элла-Роуз – столице и городе мечты. Предвкушение и азарт захватывали Долины уже за несколько недель до действа. Девушки и парни, достигшие двадцатилетия, автоматически заносились в систему и становились кандидатами на участие в отборе.
И лишь приближенные к Правителю жители Элла-Роуз знали, что День милости – это не что иное, как Схватка. Из двенадцати отобранных жителей Долин определяли шестерку наиболее выносливых и сильных молодых людей, которые должны были послужить великой цели. Проигравшие же были необходимы Правителю не меньше, чем шестерка победителей Схватки, но их жизни были полностью в руках Элиота Барнса.
Однако в этом году все менялось. На свой юбилей Правитель решил подарить себе еще более захватывающее представление: Схватка с участием троих его сыновей, которых он считал наиболее достойными своими преемниками. Но ему нужно было выбрать лишь одного. И в эту тройку Элиот Барнс включил и Татума.
Отказаться невозможно.
Бежать некуда.
Выйти из Схватки живым… маловероятно.
Но Татум все же собирался бороться до конца.
Пустой в этот поздний час ангар наполняли только оглушительные звуки барабанов и электрогитары. Я отбивала ладонью ритм, склонившись над чертежом, и в десятый раз просматривала свои наброски. Задумчиво погрызла кончик карандаша, параллельно пытаясь мычать любимую мелодию, и безжалостно стерла расчеты. Нет, все не годилось.
Энергичная песня сменилась на лирическую композицию, а мои губы расплылись в улыбке. Я покачала головой. Все эти треки записал для меня Арчи, тем удивительнее было обнаружить в середине плей-листа подобную песню. Неужели друг все же где-то глубоко в душе романтик?
«Не могу без тебя уснуть в этом шумном городе…», – мысленно пропела я и снова улыбнулась.
– Сицилия! – громко выкрикнул кто-то, и я резко обернулась.
Дверь в ангар была открыта, а у порога топтался Фредди – один из рядовых служащих, заступивших на охрану объекта.
Я торопливо выключила музыку и положила карандаш на стол.
– Уже ухожу, – подняла я руки, будто сдаваясь. – Прости! Сильно шумела?
Мужчина хмыкнул и наигранно нахмурился.
– Очень. Мы с Максом даже начали пританцовывать.
– Ну, вам не помешает немного повеселиться, – подмигнула я, свернула чертеж в рулон и погасила свет. – Черт, уже стемнело? Сколько времени?
– Много, Цили. Наверняка тебя давно заждались дома.
Я выругалась, а мужчина неодобрительно покачал головой. Но я сделала вид, что не заметила этого.
– Сегодня пятничный семейный ужин! Проклятье! Мне надо бежать, Фредди. Закроешь ангар?
– Беги, Сицилия. Уже ставлю двери на сигнализацию.
– Пока! – крикнула я и понеслась в сторону платформы, не обращая внимания на болтающиеся позади рукава расстегнутого комбинезона цвета хаки. Я наполовину сняла его еще в ангаре, когда приступала к работе, и сейчас у меня не было времени одеваться.
Так я и предстала перед семьей: всклокоченная, в простой черной футболке и сползшем до бедер комбинезоне. Отец тут же нахмурился, а мама ахнула, приложив ладони с идеальным ультра-модным маникюром к щекам.
– Жуть, – прокомментировала сестра, откинув назад прядь густых волос медового оттенка.
– И тебе приветик, – пробормотала я, пряча чертеж за спину.
Вирджиния всегда выглядела безупречно. Фигура, кожа, волосы, наряды – все выше всяких похвал. Я зачем-то пыталась соревноваться со старшей сестрой, но прекратила это дело, когда узнала, что ее выдают замуж за того, в кого я была безответно влюблена еще в школе. У меня будто батарейка села. Зачем я все эти годы старалась, лезла из кожи вон, наряжалась, красилась, мозолила глаза наследнику Правителя? Чтобы однажды услышать: «Элиот Барнс дал добро на союз Вирджинии и Татума»? Мое состояние в тот момент еще можно было сравнить с перегоревшей лампочкой. Так и закончилась моя первая юношеская влюбленность. Пришлось принять некрасивую правду и смириться с тем, что мне никогда не быть с Татумом Барнсом. Впрочем, страдала я одна, он же даже не догадывался о моих чувствах. Ну или все же что-то замечал, просто не придавал этому значения. Считал мелкой и глупой. Хотя разница в возрасте у нас всего четыре года, зато с Вирджинией они был ровесниками и даже учились вместе.
– Мой руки и садись за стол, – велела мама, а папа выхватил из-за моей спины чертеж.
– Эй, пап!
– Спокойно, – проворчал он, уставившись на большой лист. – Делай, что велит мама. А я пока изучу, что ты тут намудрила.
Пришлось плестись в роскошную ванную. Когда-то и я жила в этих апартаментах вместе с родителями, но стоило закончить школу, как меня попросили с вещами на выход. Вообще-то, это стандартная практика в Элла-Роуз. Вчерашний школьник поступает в колледж и живет в общежитии. И мне была прямая дорога на совершенно стандартный факультет для девушек, где изучали социальную сферу, а по сути просто вбивали в головы слабой половине человечества простые истины – не лезь туда, где правят мужчины. Безусловно, бывали и исключения, если девочка проявляла талант к медицине, к примеру, или искусству. А вот я, не посоветовавшись ни с кем, бросилась на факультет механиков. Обучение там длилось всего два года, а желающих учиться было немного, и меня взяли. Однако отец очень быстро узнал о моей проделке и долго ругался, подключив и маму. Вирджиния так и вовсе заявила, что я позорю семью, связавшись с «голодранцами». Все знали, что так называли рядовых служащих и жителей трех Долин, снабжавших Элла-Роуз всем необходимым: продовольствием, материалом для изготовления вещей, рудой и металлами. Город жил только за счет труда этих людей, но никому и в голову не приходило испытывать к ним благодарность. Жители Элла-Роуз воспринимали тяжелый труд населения Долин как должное, считая этих людей бесправными рабами и дикарями. На факультете механиков учились исключительно выходцы из простых семей, не относящиеся к элите Элла-Роуз. И лишь я была исключением, ведь мой отец входил в Совет правления и был хорошим другом нашего Правителя.
