В оформлении обложки использована иллюстрация с https://horrorzone.ru по лицензии CC0.
*
Моментальный «наплыв», быстрый, как пуля в полёте…
In this hole
That is me
Это ночной кошмар, а не девушка…
The dead are rolling over
Залитый сном угол хижины снаружи. Рассвет прячется где-то в страхе востока. Эмма любуется представлением звёзд, летним театром небесной ночи…
The sun has set; all darkens
Зловещая хижина как будто дышит. «Мы созданы, чтобы всё завершить…»
Прощальные порывы ветра скользят по головам деревьев…
Tear me from myself
– Пап, можно мы с Эмкой пойдём играть в лес? Ну туда, за Чёрную Черту?
– Нет, сынок! Нечего вам там делать… Это Чёртова Черта… Это место _ проклято…
– Эмка, пошли спросим у твоих родителей…
What's my release?
What sets me free?
И вот она всё-таки здесь. Она пришла забрать его…
– Кого? У кого? – Режиссёр непонимающе пялится на сценариста, который спит в кресле. Дверь в помещение тускло открывается, на пороге стоит Туманная Тьма. Она невидимо оглядывает комнату и разочарованно говорит «Никого.»
И с силой закрывает дверь…
Do you pull me up just to push me down again?
Сегодня ночью в нашем лесу никакого света. А хижина, говорят, живая… только «слеплена» из мёртвых людей…
– От этого могут возникнуть плохие страшные проблемы!
Как в центре «глаза бури», Хижина Дьявола обнесена частоколом чёрной чащи.
Идти туда одной, а хоть всем миром (сказал ей Старейший), что выстрелить собой в объятья мертвеца на дне его могилы.
«Эмма, ты не доберёшься даже до конца опушки, Эмма, ты не поступишь так с собою, Эмма, оттуда не возвращаются, Эмма…»
Dig bury me underneath
Everything that I was you ain't fuckin' changing me
Gums bleeding
Твои пальцы похолодели, красавица… Забытая в детстве боязнь темноты ядовито обнимает за плечи… Твоё девичье сердце бьётся осколками стёкол в такую Чёрную Полночь, когда твоя рука хватает ампутированную руку двери…
Хищная Хижина Смерти (но в восхищеньи перед Эммой).
Let me help you tie the rope around your neck
Дверь нараспашку, как чёрная луна…
Let me help to chain the weights onto your legs
Первый шаг в пустоту…
Let me help you hold the glock against your head
Темнота манит…Молчаливо-мёртвый магнит…
Dead man dangling from a tight rope
Если бы страх можно было вкалывать, точно наркотик, Эмма непременно умерла б от передозировки.
Хижина внутри – глубокая могила. Эмма в эпицентре сумрачного взрыва.
И слышен лишь удар закрытой двери.
В густом тумане тишины…
Теперь Каждый Выстрел Пульса Эммы Словно Пуля В Сердце…
Девушка как будто смотрит на себя со стороны: через черноту черепной коробки пробивается Взрыв * Кровь * Взрыв * Кровь *
Вот в этот-то момент она и понимает, что действительно смотрит на себя: парой метров левее тьму режет вспышка, оставляя шрам.
Хижину проглатывает свет, тяжёлый, как лёгкое покойника, полное колодезной воды. Испуганный взгляд Эммы двойной спиралью переплетается с собой.
Заброшенной ночью в Хижине Смерти на опушке мёртвого леса за запретной Чертой, возможно, единственная лучшая девушка в Мире Живых пришла за Ним, а встретила себя.
– Смотри сюда, она одета просто:
На Эмме старое платье охотницы за демонами (когда нужно превращающееся в плащ), изящные кожаные сапожки, незаменимые в походах на тот свет, и (чтоб туго скрыть девичью грудь) футболка с фотографией картины Мунка «Крик», видневшаяся из V-образного разреза декольте.
Падший подол бесконечно кончается вороньими перьями – отличительный признак потомственного экзорциста.
На среднем пальце правой руки кольцо–калейдоскоп…………
Две капли летнего дождя – её осенние серёжки,,
На шее лунный медальон●
Эмма… Тёмная блондинка, прекрасная, как головная боль диктатора.
– Да, дальше! – орёт режиссёр, одевая на ходу халат уборщика. Он хватает швабру и начинает торопливо подметать опустевшую площадку сцены номер 0.
Кем бы ты ни был: мальчиком или девочкой. Мужчиной или женщиной…
Ты просто проснёшься и увидишь эти страшные ночные сети на окнах.
Ты попался, как рыбёшка, неспособная ничего изменить.
Ты просто лежишь и слышишь глухой шум где-то внутри и вовне.
– Кори, я сейчас умру отсюда…
Чёрный шум разъедает стены твоей вечной спальни. Насмерть прикованный к кровати инвалид печально смотрит с потолка, но растворяется в твоём последнем вздохе… А шум всё ближе и ближе. Через рыбацкую сеть страшнейшего к тебе окна виднеется прозрачное пространство ночи.
Холодная тьма укутала тебя твоим же одеялом. Прятаться поздно.
Секундой позже ты понимаешь, что больше не один (одна).
Тот чёрный шум бесшумно превратился в «человека».
Со всех сторон в молчанье выползают тени…
Повторный приступ одержимости? Шизофрения?? Кома???
Человек без лица и без друга просто стоит где-то внутри и вовне и просто смотрит на то, как ты пытаешься проснуться. Та раковая опухоль у тебя в голове (которую все называют «мозгом») начинает болезненно делиться и через 48 лет разъединяется сама с собой.
А ты ведь так и не проснёшься…
– Значит, он говорит, что это всё ему во сне приснилось? – скептично улыбается мистер Номер. Из глубины комнаты к нему медленно идёт безголовое тело, пестрящее множеством шрамов, в каждом из которых мерцает телешум пустого канала. Острые как политический анекдот, за знание которого расстреляли 300 человек, кости торчат из мёртвых культей рук. Пень безобразной шеи украшен металлическим узором – зашит железной нитью.
И каждый шов в итоге образует слово.
Господин И Грай поворачивается к Номеру и говорит, размашисто не обратив вниманья на безликий и бесполый труп:
– Он смеет утверждать, что Рон стал бы барабанщиком, а Гарри – гитаристом. И Гермиона – вокалисткой…
Мистер Номер и И Грай сидят за стойкой в гигантском помещении их личных измерений. У каждого в руке стакан, бесконечно повторяющий форму песочных часов.
– Нам, кажется, уже пора…
– Ага. Сейчас заплачу и сдохну…
Оба посетителя бара имени их двоих срастаются в престранную фигуру (покатый треугольник вверх, покатый треугольник вниз).
Пока ты смотришь, как они, в прозрачности вращаясь, двоично превращаются в очередной стакан, к тебе подходит твой безголовый официант.
Он нагибается, чтобы принять заказ.
Специально, чтобы ты видел «слово швов» его подноса-шеи.
Но ты совсем не смотришь на официанта. Твой любопытный взгляд теперь пришит к скучающей блондинке у камина.
А металлические швы ведь всё равно сложились в слово «СОН».
«Я, конечно, в Аду! Окончательно мёртв(…мёртв)…»
Стеклянный протез глазного яблока Земли из Райского сада…
– Для меня нет себя прекрасней/ Но ловлю я свой взгляд напрасно/
Как виденье неуловимо, каждый день прохожу я мимо…
Человек без лица и без друга напевает перед почерневшим зеркалом в ванной.
Тьма гаснет. Сцена уносится в НОВЬ.
