Глава 1
Ярославия. Издалека долго течет река Волга
Первые мои воспоминания о детстве – купание в русской печи. Сложнее всего не испачкаться в саже, когда тебя достают. Самое интересное, что взрослые тоже мылись в этой печи. Конструкция такой бани – проще некуда: кладется щит на «пол» печи, задвигается большой чугун с теплой водой, и баня готова.
Помню дедушку Дмитрия, который много столярничал у нас на повети и делал мне интересные игрушки. Одна из них так мне полюбилась, что меня прозвали Коля-Пиля.
Бабушка Алена много болела, поэтому в моих воспоминаниях она неизменно лежит в кровати.
Дом был большим, разделенным на две половины – летнюю и зимнюю. В деревеньке насчитывалось всего пять дворов, поэтому в школу приходилось ходить за пять километров – и в снег, и в зной. Моей неизменной спутницей (и первой любовью) была Галя Белякова, которая сейчас живет в Санкт-Петербурге.
Следующие яркие воспоминания касаются моих путешествий из родной Третьячихи в Кривцово, где жили дедушка с бабушкой. Так как семья была большой и в одном доме было тесно, мы с мамой отселились в соседнюю деревню Третьячиха. Между нашим новым домом и бабушкиной деревней Кривцово текла речка, впадающая в более крупную реку Сёблу. На ее пологих берегах и в пролесках можно было собирать землянику, чернику и бруснику, так что до бабушки я добирался только к вечеру. Жаль, что мы с Сашей в 2005 г. не добрались до этих мест – не хотели губить Сашину «Тойоту». Очевидно, что самые яркие воспоминания о детстве всплывают у людей старшего поколения: может быть, многие из нас имеют желание начать жизнь сначала.
Наше детство было голодноватым, поэтому вспоминаются эпизоды, связанные с едой, и особенно отчетливо – как получал вечером от бабушки две горбушки свежего черного хлеба, посыпанного солью, для меня и коровы Майки; также помню, как тетя Маша, спрятав меня на сеновале колхозной фермы, наливала огромную кружку молока. В мою бытность подпаском, когда мы с пастухом пригоняли деревенское стадо, очередная семья, принимающая пастухов, накрывала нам праздничный ужин.
Почему-то для каждой семьи, независимо от благосостояния, первым долгом было хорошо накормить пастухов. Но помню и более голодные времена. Когда к весне заканчивались запасы, мы с ребятами ходили собирать на полях мороженую картошку, затем мать пекла из нее такие вкусные сладковатые хрустящие лепешки – «торфу шки».
Во времена колхоза мы с парнями из соседней деревни гоняли лошадей в ночное, жгли костер, пекли картошку и катались на лошадях галопом. Особенно хорошо было скакать на одной кобыле серой масти – будто качаешься на волнах. Однажды я потерял уздечку на выгоне. Ох, и досталось мне тогда от бригадира! Я затаил обиду и отомстил: вытащил курок из передней оси его телеги, и, когда он запряг лошадь и сел, после окрика «трогай!» оказался на земле. Бригадир мне это припомнил за праздничным столом, когда, уже в студенческие годы, я приезжал к тетке в деревню.
Примерно раз в месяц в клуб привозили интересные фильмы: «Бродяга», «Чапаев», «Щорс», «Педагогическая поэма», «Тарзан». Последняя лента казалась нам фантастической сказкой. По мере взросления наши вылазки в соседские сады за яблоками становились все более бесшабашными, а в клуб в связи с дефицитом наличных мы попадали через чердак.
Я и сам удивляюсь, как в семь лет мог спрыгнуть через люк на потолке на сцену.
Скажу пару слов о нашей большой семье, так сказать, о родовом древе, корни которого уходят в неизвестность. У бабушки с дедушкой было восемь детей. Федор и Андрей не вернулись с войны, третий сын Николай, слава Богу, выжил и работал бригадиром тракторной бригады. Так что я накатался с ним вдоволь на всех видах тракторов: «Фордзон», HATH, ДТ-54 и т. д. К сожалению, дядя Коля утонул. Он вез ночью солярку для тракторов, лошадь сбилась с дороги и остановилась у обрывистого берега речки. Дядя Коля спрыгнул и не смог выплыть.
Моя мать Александра и тетя Маша работали в колхозе.
Тети Тоня, Тая и Нина трудились на Рыбинском авиационном заводе.
В целом моя колхозная жизнь строилась по советским законам: не плохо, но и не хорошо. Главное, что все вместе дружно преодолевали трудности.
Весной 1953 г. моя мать серьезно заболела, и меня отправили в детский дом, который находился в бывшем имении Мусиных-Пушкиных, а деревня соответственно называлась Мусино.
Я с огромной благодарностью вспоминаю те времена. Воспитанники были заняты целый день интересными делами: выращивали морковь, помидоры, укроп и очень высокую кукурузу, которую неоднократно возили на выставки в район и область.
Кормили нас прекрасно, я даже помню варенье из лепестков роз, но мы все равно ходили ловить рыбу. Вот как это происходило: один поднимал осторожно камень, второй, с хорошей реакцией, хватал рыбу, ну а третий собирал улов. Попадались крупные щурята и, конечно, куча пескарей.
Осенью 1954 г. начали укрупнять детские дома, и нас перевезли в село Ракоболь Вологодской области. В этой глуши наша жизнь пошла совершенно по другим законам. Продовольственное снабжение детского дома полностью прекратилось. Наше меню состояло из того, что нашлось в колхозных амбарах: мука, соль, сахар, чай и молоко. Поэтому нас ежедневно кормили домашней лапшой с молоком и без молока. С тех пор я отношусь к домашней лапше так же, как мой тесть Григорий Константинович к шоколаду, которого ему пришлось съесть пол-ящика, прежде чем их экипаж нашли в тайге после падения самолета во время войны с Японией.
Чтобы удовлетворить потребности молодых растущих организмов, мы ставили верши на карасей в пруду бывшего помещичьего имения, где и жили, воровали дуранду (жмых).
Иногда удавалось стащить головку сыра с сырного завода, но в основном мы «паслись» на полях с горохом и подсолнечником, пока не получали кнута от бригадира, который объезжал верхом колхозные угодья. Теперь, спустя многие годы, мне кажется, что наше плохое снабжение объясняется падением дисциплины и ответственности чиновников после смерти Сталина.
В 1956 году нас снова перевели в город Рыбинск поселили в купеческое имение. Оно находилось на месте древнего городища[1] Усть-Шексна в черте Рыбинска. Сейчас там ведутся раскопки. Это было очень красивое место – стрелка Васильевского острова (как на Васильевском острове в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Справа течет Волга километровой ширины, а слева – стремительная Шексна, стремительная после сброса Рыбинской ГЭС, и сзади остров омывает Рыбинское водохранилище, раскинувшееся как море (шириной 60 и длиной 90 км).
В 2005 году я, моя жена Валя, внучка Женя, тетя Тая и двоюродный брат Саша навестили могилу матери, после чего у меня на душе стало спокойнее.
