«Не довольно ли нам пререкаться.
Не пора ли предаться любви,
Чем старинней наивность романса,
Тем живее его соловьи».
Б. Ахмадуллина.
Зимой, Рогнеде Шуйской всегда кажется, что Новосибирск, сказочный город: ветви деревьев усыпаны хрусталём инея, свежевыпавший снег блестит на солнце словно сахар. Глаз радуется такой красоте.
В свои выходные, Рогнеда любит выбираться в Зельцевский парк и, шагая по девственно белому снегу, средь реликтовых сосен, пользуясь тем, что её никто не видит и не слышит, кричит во всё горло:
– Седое утро, юный снег…
Мой город вновь зимой одет,
Под белым флагом хрупкий мир,
Домов, подъездов и квартир…
Лучше, чем Тимофей Травник, про зимний Новосибирск не скажешь, хотя может, он, о другом городе писал. Но Рогнеда любит именно Новосибирск, в котором прожила всю свою жизнь, точнее, пятьдесят три года.
Как не любить этот город, раскинувшийся по двум берегам Оби?
Река разделила город на две совершенно разные части: на левом берегу живёт народ попроще, работяги, те, кто утром проходит через проходные заводов. Здесь особенно бросается в глаза одно обстоятельство: во дворах очень много ребятишек самого разного возраста, и играют они в настоящий футбол, а не в виртуальный на компьютере. Пройдясь по улице Горской, ещё можно повстречать живого гопника, но впрочем, как и полагается реликтовому персонажу из далёких девяностых годов, теперь уже прошлого века, живёт он своей жизнью.
На правом берегу Оби, совсем мало «хрущёвок», дома здесь современной архитектурной постройки. Народ живёт солидный, рафинированный, одним словом «офисный планктон», и во дворах тут редко встретишь детей. Вероятно, сидят дома за своими компьютерами, находясь в ином, виртуальном мире. Здесь все вежливы и не встретишь пьяного быдла. Впрочем, и среди этих интеллигентных людей иногда вспыхивают потасовки из-за автомобильных стоянок. Но это уже эксцесс.
Такой разный Новосибирск, мил сердцу Рогнеды в любое время года: жарким летом и хмурой, слякотной осенью, и конечно, колючей, волшебной зимой. Не хорош город только в две пыльные майские недели, когда сильные ветра поднимают и гоняют по улицам тучи пыли. Однако рано или поздно, но коммунальные службы справляются с этой бедой и город вновь мил и приветлив.
Да любит Рогнеда свой город, а второй её любовью были романсы, особенно в исполнении незабвенного Александра Вертинского или задушевной Аллы Баяновой.
Приезжавший с Тихого океана в отпуск её сын, флотский офицер, подарил ей дорогущий сотовый телефон «Самсунг» и закачал туда чуть ли не всех исполнителей романса. Теперь Рогнеда даже на работе наслаждалась чарующей музыкой слов любимых романсов и восхитительными голосами их исполнителей.
Работает она контролёром в автобусе. После сокращения из библиотеки театрального института, она помыкалась без работы и устроилась на автотранспортное предприятие, и со временем из-за удобного графика, привыкла к своей работе. Вот и сейчас она обилечивает пассажиров под чарующий голос Вертинского:
«Как сияют венцы!
Как банальны концы!
Как мы все в наших чувствах глупцы».
– Граждане пассажиры, напоминаю, проезд в нашем автобусе платный, – в сотый раз за день, повторяет Рогнеда эту фразу, протискиваясь между пассажиров, – приобретайте билеты.
– А скажите, пожалуйста, до метро «Берёзовая роща» ещё долго ехать? – растягивая слова, спросила эффектная блондинка в песцовой шубке от «Сарачино». Она протягивает Рогнеде сторублёвую купюру. Как эта блондинка затесалась в автобус? В такой шубке ездят на «бентли». Здесь, в автобусном салоне она словно инопланетянка.
– Через две остановки будет «Берёзовая роща», – ответила Рогнеда, давая сдачу.
На ближайшей остановке Рогнеда пересела в кабину водителя. С ней работал сорокалетий таджик по имени Бачамард, до такой степени побитый жизнью, что выглядит на все шестьдесят.
– Бачамардик, миленький, – просит Рогнеда, – народа не так много, доработай, пожалуйста, этот круг без меня. Мне очень отлучиться надо.
– Э, Рогнеда, разве это порядок, – взмахнул руками Бачамард, – водитель должен за дорогой следить, а не билеты продавать.
– Бачамардик, почти все до конечной остановки едут, – продолжает молить Рогнеда, – а потом у нас перерыв. Я тебе на обед борща принесу, он у меня с говядиной, специально для тебя приготовлен.
– Ц, ц. ц, – зацокал языком таджик, – Рогнеда, сердце Бачамарда не камень, не могу я тебе ни в чём оказать. Ты же знаешь, моё сердце как воск, лепи из него что хочешь. Однако там где надо, я твёрд как камень, недаром моё имя с таджикского языка переводится: «Молодец». За такого молодца как я, любая женщина с радостью пойдёт.
Песня эта была знакомая, Рогнеда, вставила в ухо наушник, и зазвучал золотой голос Аллы Баяновой:
«Всё равно года проходят чередою,
И становиться короче жизни путь.
Не пора ли мне с измученной душою,
На минуту прилечь и отдохнуть».
А Бачамард продолжал заливаться Соловьём:
– Ты одна живёшь, а это не хорошо. Не должна женщина одна жить. Почему, замуж за меня идёшь?
В Узбекистане у Бачамарда жена и восемь детей. Большая часть его зарплаты уходила туда, оттого в Новосибирске тяжела была общажная жизнь Бачамарда. Питался он одной дешёвой лапшой «Дорширак». Сердобольная Рогнеда частенько подкармливала его пирожками, печь которые была большая мастерица. Проведав, что Рогнеда живёт одна, без мужа, лукавый таджик, стал без устали расхваливать своё мужское достоинство.
– Бачамард, у тебя же есть жена и дети, – привычно отмахнулась от речей водителя Рогнеда.
И вторил ей дивный голос Баяновой:
«Всё что было. Всё что ныло,
Всё давным, давно уплыло,
Утомились лаской губы,
И натешилась душа,
Всё что тлело, всё что млело.
Всё давным, давно истлело.
Только ты моя гитара,
Прежним звуком хороша».
– Вах, вах, Рогнеда, – качал головой Бачамард, – во все времена женщин было больше чем мужчин. Потому мудрый Пророк Мухаммед сказал: «Женитесь на тех женщинах, что приятны вам, – двух, трёх или четырёх», – всплеснул руками Бачамард и закончил, – не должна быть женщина одна.
Рогнеда, смотрела на заснеженные улицы, через лобовое стекло, и разливался вокруг голос Баяновой:
«Ты напомнил мне вчера друг о далёком,
Позабытом, пережитом, полусне.
Милый друг! Ни разговором, и намёком.
Не ищи былого отклика во мне».
– Мне нравиться быть бесхозной, – ответила Рогнеда.
Бачамард недовольно зацокал языком, а Алла Баянова разливалась соловьём:
«Может быть, ну, вот совсем ещё недавно,
Захлебнулось б сердце радостно в груди,
А теперь – как это просто и забавно.
Мне сказать тебе лишь хочется: «Уйди!»»
– Ладно. Бачамард, я пошла, – Рогнеда сняла форменную безрукавку и на остановке выскочила из кабины. Она быстро шла по улице, и разливался кругом весёлый романс:
