От редакторов
Молодежный вопрос: смена оптики. От субкультур – к солидарностям
В сборнике, который вы держите в руках, собраны статьи и эссе, подготовленные начинающими исследователями в рамках проектов «Новые социальные движения молодежи» и «Новые молодежные солидарности в глобальном и локальном контексте: экономика, политика, культура»[1]. Когда сборник только начинал готовиться, большинство авторов были студентами и магистрантами, к моменту выхода книги – многие из них уже стали молодыми учеными и специалистами.
Поворот к исследованию новых молодежных солидарностей произошел не случайно. Последние пять лет мы наблюдаем существенные трансформации форм молодежных социальностей. Существующие подходы концептуализации групповых молодежных идентичностей, такие как неформальные группы, социальные движения, активизм, субкультуры, альтернатива, в недостаточной мере отражают серьезные изменения, произошедшие на молодежных культурных сценах России нового тысячелетия. Финансовый кризис 2007–2008 годов стал своего рода критическим моментом и точкой отсчета в переформатировании молодежного пространства. Взросление и социализации молодежи в период относительной стабильности «сытых» нулевых проходили в другой социально-культурной атмосфере. Формировались прагматически ориентированные стратегии, сопряженные с высоким уровнем лояльности к существующей власти, завышенными притязаниями к позициям на рынке труда, высокими карьерными амбициями и достаточно высоким уровнем недоверия к силовым структурам власти (исключая Президента), апатией в отношении официальной (публичной) политики и социальным невмешательством (пофигизмом). Череда цветных революций на пространстве бывшего СССР и хаотичные волнения молодежи (Кандопога 2006, Манежная площадь 2002) в целом не привели к существенным изменениям в характере включения российской молодежи в социальные институты и политическую систему. Активное широкомасштабное молодежное партстроительство (Идущие вместе, Местные, НАШИ и другие подобные им) было вызвано скорее фантомными страхами (реальными или надуманными) «необходимости предотвращения цветных революций» и способом мобилизации бюджетных ресурсов, чем реальными опасностями возможной радикализации молодежной среды. Своего рода точка в продолжении именно такого рода тенденций была поставлена Манежкой 2010 года.
Новые тенденции становились все более очевидными, они требовали переосмысления конструкта молодежного вопроса 2000-х.
Молодежь на протяжении всего 20 века и по сей день остается одной из основных аудиторий политических экспериментов и мобилизаций как в России, так и в других современных государствах. Ключевой характеристикой молодежи, как социальной группы, остается ее зависимость, относительное бесправие по отношению к властным дискурсам (государства, СМИ), в рамках которых конструируются ее «характерные» черты, а также политик воспитания, применяемых к ней, политических режимов, которые юноши и девушки застают на момент рождения. Конструкты молодости и молодежи, так же как и возрастные границы определения менялись во все времена, продолжают меняться и сегодня. Молодые – те, кому принадлежит будущее, надежда и авангард преобразований, инноваторы и криейторы, барометр революций, неуправляемая группа риска, переживающая период «шторма и натиска», провокатор моральных паник, потенциально опасная, экстремистки ориентированная и протестная группа, маргинальная группа, жертва общества потребления… Этот список можно продолжить. Когда ставится вопрос, что молодежь важно изучать, сразу хочется спросить – а для кого это важно, нужно, для кого молодежь является проблемой? На первый взгляд может показаться, что это неуместные для исследователя молодежи вопросы, однако подобный разворот темы помогает увидеть ключевые сложности, с которыми в той или иной степени сталкивается всякий исследователь, не важно, начинающий или опытный.
Молодежь, в качестве особого объекта внимания и анализа «появляется» в повестке дня социальных исследователей к середине 20 века. Ее обнаружение связано с рядом причин. В контексте западной академической традиции, принято считать, что молодежи до конца 19 века, как некой определяемой и узнаваемой (визуально и концептуально) группы не существовало, так как не было ни особого пространства, которое бы оккупировалось преимущественно молодежью, ни специфических молодежных практик. Молодежь «не существовала» ни как сформировавшийся потребительский, ни как политический субъект. Молодые – это были некие недо/взрослые, среднее состояние между детством и взрослостью. Они с юных лет включались в работу по домашнему хозяйству, а потом и во взрослую жизнь со всеми ее социальными приметами и обязательствами. Молодежь, как выделяемая социальная группа появляется на улицах растущих городов вместе с бурными процессами индустриализации, и сразу – как новая «социальная проблема», как новые «дети улиц», источник опасности и тревоги. В результате разрушения традиционных хозяйств и соседств, в рамках которых взросление проходило практически «органично» через наследование родительских культур и структурных позиций семьи, с соответствующими им нормами, моральными обязательствами и приписанными статусу публичными проявлениями (одежда, манеры, потребление, сленг, повседневные практики), происходят резкие изменения в путях и способах социализации молодых, особенностях их вписывания в меняющиеся социальные системы. Иначе говоря, «видимая» молодежь становится объектом пристального внимания и контроля со стороны различных социальных наставников и контролеров – государственных молодежных проектов и программ, ориентированных на патронирование процессов взросления и регулирование социального порядка. Подходы к позиционированию молодежи до середины 80-х годов прошлого века кардинально различались по разные стороны железного занавеса.
В СССР молодежь провозглашается миссией и надеждой прогрессивного человечества на реализацию идеи светлого коммунистического завтра, авангардом модернизационных преобразований, «строителями коммунизма». В соответствии с ленинскими идеями строится система воспитания подрастающего поколения. Ключевая идея – формирование морально нравственного облика человека «светлого завтра» с фокусом на приоритет духовных ценностей над материальными, коллективного над индивидуальным. Создается развернутая система государственно-партийного патронажа взросления, ориентированная на последовательное воспитание обостренного патриотического сознания, готовность к последовательному отстаиванию этих ценностей в борьбе с внешними и внутренними врагами советского общества. Крушение советского режима, с одной стороны, существенно поменяло вектора политического и социологического взгляда на молодежь. Из творцов светлого будущего они быстро были перепозиционированы в «основной фактор риска» поступательного развития общества, угрозу национальной безопасности. По другую сторону железного занавеса, на Западе молодежь практически с момента своего социального «рождения» вызывала моральные паники по поводу возрастания субкультурной активности, роста протестных настроений и расширения потребительской инфраструктуры ориентированной на молодежную аудиторию. Особую тревогу вызвали студенческие революции, прокатившиеся в конце 60-х годов практически по всем европейским столицам (Париж, Берлин, Рим, Прага), а также студенческим кампусами большинства ведущих американских университетов.
