Дело о цепном драконе. Ольга Есаулкова
Петя почти ослеп от яркого солнечного света, когда его вытащили из пришкольной подсобки. Здесь, среди граблей и пахнущих сыростью и грязью метел, он прятался целый час и надеялся просидеть если не вечность, то как минимум всю оставшуюся жизнь.
– Ну здорово, Голлум! – И Арбузов резким движением швырнул Петю вниз. Петя успел выставить вперед правую руку, но это не очень-то помогло. Арбузов поставил на спину Пети ногу и надавил, отчего рука Пети подогнулась и он распластался на земле, уткнувшись носом во влажный грунт газона, который тут же забился в ноздри и между губами. Больно не было. Или просто он боли не чувствовал.
– А Голлум должен ходить голым, – хохотнул Титов.
– И то верно, – подтвердил Арбузов, – Колян, помоги, а? Че ты там стоишь как неродной?
– Курю я, – буркнул Колян и слегка затянулся горькой и раздирающей горло дешевой сигаретой, стараясь растянуть ее на подольше. Почему он не пошел домой? Чтобы с отчимом не пересекаться? Так он все равно с ним пересечется и, если очень повезет, всего лишь схлопочет подзатыльник.
Титов приподнял Петю за капюшон толстовки и поставил на колени:
– Раздевайся.
– Не-не-не… – замычал Петя и замотал кудлатой головой, глядя вниз на ботинки Титова, запачканные синей краской во время недавнего ремонта его не нового, но все равно очень крутого мотоцикла. Титову повезло: недавно умерший дед оставил ему в наследство свои военные награды, которые Титов безо всяких сомнений и сожалений быстро продал и приобрел железного коня. На оставшиеся деньги он тайком от родителей снимал однушку, чтобы было куда водить девчонок, разомлевших от ночных покатушек на том самом мотоцикле.
– Что значит «не»? – удивленно спросил Арбузов и наотмашь ударил Петю кулаком в голову, отчего Петины очки отлетели в сторону, а Титов шарахнул по ним своим испачканным ботинком.
– Не-ннне-не нннадо, пппожалуйста, – попросил Петя, но это только раззадорило парней.
– Раздевайся ддддавай, – передразнил его Арбузов и смачно сплюнул прямо на Петин рюкзак. Рюкзак не жалко, черт бы с ним… Может, его все-таки отпустят? Ведь отпускали же раньше… Избивали многажды, часто прижигали запястья и ладони бычками, а однажды засунули в рот половую тряпку, но… отпускали. Может, и в этот раз повезет?
Но они все-таки раздели его. Стянули толстовку, но не до конца, а оставив его в ней болтаться, как котенка в мешке. Утопят? Нет, не утопили, но дальше он сам, он сам… Синие кеды, новые джинсы. Мама их недавно привезла из Японии. Подперли голой спиной к холодной и шершавой коре старого дуба, растущего в школьном дворе словно бы специально для того, чтобы стать местом вечных тусовок и сходок старшеклассников.
– Снимай труселя, Голлум! – Арбузов с презрением подпнул Петин оплеванный рюкзак.
Петя сжался, опустил голову и замычал. Пусть все это просто поскорей закончился. Он быстрым движением снял трусы, кинул их, не глядя, куда-то в сторону и закрыл ладонями пах. Он зачем-то поднял голову и приоткрыл глаза на несколько мгновений и увидел… Лучше бы он ослеп. Или просто умер. Там, в паре шагов от него, нервно и зло курила сигарету рыжеволосая прекрасная Агния. Умереть сейчас было бы самым лучшим вариантом, потому что исправить произошедшее не получится никогда.
– Ну как тебе? Оценила? А то он все ходит за тобой, ходит, а сказать-показать ничего не может, так вот, смотри. Только там и смотреть-то не на что, – хохотнул Арбузов и приобнял Агнию за плечи. – Пойдем лучше сегодня ко мне – у меня предки на даче?
Агния скинула с себя руку Арбузова и поморщилась:
– Знаешь что… Иди-ка ты в жопу, придурок.
Агния развернулась и ушла, а Арбузову, Титову и Коляну вдруг словно бы наскучил Петя, будто бы они уже наигрались и теперь не знают, что делать с игрушкой.
Они забрали Петину одежду, заперли подсобку, чтобы Петя не смог спрятаться, и ушли, обсуждая, как завтра выложат на форуме Петины фотографии. А Петя сполз вниз, оцарапав спину о кору, и улегся на землю, свернувшись и уткнувшись носом в свои коленки.
Майский день угас, уступив место обжигающе холодному вечеру. Петя очень замерз, так что пальцы на руках и ногах занемели, и начал кашлять. Наверное, завтра он заболеет. Точно! Завтра он заболеет! И эта мысль показалась ему спасительной и придала немного сил. Он не замечал времени, но, по его ощущениям, наступила уже глубокая ночь, когда темнота вдруг осветилась фонариком.
– Петенька, ты здесь? – послышался мамин голос.
Уже дома, в прихожей, когда дверь заперли на оба замка и засов, трясущийся, укутанный в плед, Петя обессилено опустился на пуфик, уткнулся мокрым лицом в мамин плащ и беззвучно заплакал. Хорошо, что он дома. Больше ни за что… Никогда…
– В гостях хорошо, а дома получше, – сказал Холмс и выудил из-за комода носок в сине-белую полоску и изрядно пожамканный клетчатый носовой платок и, зажав между двумя пальцами, стряхнул с находки клоки пыли и шерсти.
– А вот и кое-чьи вещички. Будешь их с собой забирать? – спросил Холмс у енота, что терся у его ног. Енот встал на задние лапы, жалобно посмотрел Шерлоку в глаза и вдруг резким движением выдернул тряпочки и потащил в сторону двух больших чемоданов, стоявших в центре комнаты, раззявив свои рты, наполовину наполненные разномастной начинкой.
– Вот дерзкое создание, я бы и так твой склад упаковал, – усмехнувшись, сказал Шерлок вслед еноту и добавил вполголоса: – Или выбросил к чертям собачьим.
Ватсон зашел в комнату, держа в руках зубные щетки и флаконы с шампунями:
– Может, не будем забирать? У нас дома все это есть. Если, конечно, миссис Хадсон не повыкидывала.
Шерлок невидящим взглядом посмотрел на Джона и ничего не ответил, потому что его смартфон, лежащий на комоде, завибрировал и зажужжал.
– Надеюсь, ничего такого, что помешает нам завтра улететь, – вздохнул Ватсон и свалил ванные принадлежности в один из чемоданов. Надеялся он совершенно напрасно.
– Титов Константин Владимирович, девяностого года рождения, начальник службы безопасности «Бельбанка». – Гирдяев суетливо протиснулся вперед между Холмсом и Ватсоном и отошел немного в сторону, позволяя им рассмотреть жертву.
На небольшой полянке, окруженной не очень высокими деревьями и пышными кустами акации, стоял на коленях абсолютно голый рыжеволосый мужчина, уткнувшийся лицом в земляной холмик и вцепившийся синевато-белыми руками в траву. Кровь из перерезанного горла уже высохла на его бледных, почти безволосых ногах.
Холмс слегка отстранил Гирдяева, подошел к убитому, присел на корточки, щепотью взял землю из холмика и растер между пальцами.
– Как там поется в песне? Земля в иллюминаторе? – спросил Холмс и повернулся к Гирдяеву: – Давайте поднимем. – И кивнул на труп.