И помни: ровно в полночь… будет ровно полночь. У паспортистки на столе – паспорт в Паспортном столе…
– Как я могу ему доверять? Он шлюхой был. Или будет, – сказала Ужас.
– То ли был, то ли будет, то ли сердце успокоится… – ответил Антон. – Код скрылся в тумане ёжика.
– Боже, убей кого-нибудь, – подумала Лукерья.
– Зачем?
– Я передумала. Что-то мне холодно. Может, голову помыть?
Кто-то выругался матом.
– А я маты ненавидела и буду ненавидеть! – воскликнула Лукерья и стукнула кулаком по столу. – Нá кол тебя. Давай дневник, кол тебе за поведение. Иди домой.
– А сребра да злата полные палаты.
– Ха-ха. У кого?
– Я не знаю.
– Червяки на ножках и больше никто. Волосатые червяки на ножках.
– Мы – червяки на ножках?
– Все люди – червяки на ножках.
– Ясно.
– Удивительно, как они до всего додумались? Суррогаты.
– Подлинники, – сказала Ужас.
– Ты думаешь, это подлинники? Вот Адам с Евой – то были подлинники. А эти… я даже не знаю, кто.
– Теорию струн знаешь? Так вот она: где-то там есть Бог, и у него есть струны, потому что он любит на гитаре играть. А про стальной барабан мы позже поговорим, – сказал Антон.
***
– Это что за дерево? – спросила Ужас.
– Вон то – тополь, а это – я не знаю. Как назовёшь, так и будем называть, – ответил Антон.
– Серьёзно?
– Да.
– Тогда – коршун.
– Да, похоже. Но мы уже птицу так назвали… Хорошо – это дерево тоже коршун будет. А как бы ты назвала Гадасу, известную как Эсфирь?
– Не знаю.
– Я бы назвал её Эстэль.
– Как холодильник?
– Да, мне нравится это имя – Эстэль. Оно изящное.
***
– Со мною вот что происходит – ко мне вообще никто не ходит… – сказала Лукерья.
– А ты слыхала? Микротомограф изобрели, – сказал Антон.
– Откуда взяться микротомографу, если ты не микроб, создающий микротомографы?
– Не знаю.
– В Воронежской области раньше жили мамонты. Россия и правда родина слонов.
– Куда же они подевались?
– В Индию да в Африку сбежали. Хочу, чтобы в Воронежской области жили мамонты. Представь: выходишь утром в поле, а там стадо мамонтов пасётся. Диких.
– Страшновато.
– Кто не рискует, тот не пьёт амаретто.
***
– Хочу мяска, а пельменей нет. Почему я так люблю пельмени? – спросила Лукерья.
– Ты прям как Виктория Нуланд, что прилетает из Америки, чтобы поесть русских пельменей, – ответил Антон.
– А почему вот эти штуки называют шестерёнками? – спросила Лукерья, указывая на звёздочки на заднем колесе велосипеда.
– Я не знаю, Лукерья. Это совсем не шестерёнки.
– Их там семь, значит они семерёнки, а не шестерёнки. А если на заднем колесе девять, а на каретке три, то это девятерёнки и трёнки.
***
– Эту бутылку надо проапгрейдить, – сказала Лика и сорвала этикетку.
– Ты по-нормальному не могла сказать? – спросил какой-то голос.
– «С этой бутылки нужно снять этикетку, потому что она (этикетка) старая, потёртая и некрасивая». Но «проапгрейдить» – короче.
– Это ты раскочегарила тут?
– Без ко-че-га-ра мы не плотники… – спела Лукерья.
– Почему у тебя плита грязная? – спросил Антон.
– Ждёт «Всемогущего». Он обещал помыть. Представь: приходит он, смотрит на плиту, берёт губку и моет. И я такая: «Ах, ты и правда Всемогущий! Даже плиту помыл!»
***
– ДиДюЛя супер, – сказал Антон.
– Не-а.
– А по-моему – супер. Глянь, как набренчал хорошо.
– Надежда умирает последней…
– А у меня она вообще не умирает. Она просто исчезает, когда осуществляется. Смерть – это слишком, даже для надежды.
– Антон, расскажи ещё что-нибудь.
– На ноль делить можно. В результате всегда будет ноль, кроме: ноль разделить на ноль равно один.
– Запросто, – сказала Иегова.
***
– Недавно у меня был интересный случай: я писал рукопись, и она старела прямо на глазах, словно я писал её в далёком прошлом, находясь в сингулярности, – сказал Антон и начал перебирать вещи:
– Так, это можно стирануть, это тоже. И это стирануть… Хорошая вещь – машинка стиранульная. Можно часто и долго постирывать и иногда стирануть.
– Интересно: сколько человек скачали истину?
– А что там скачивать? Там на обложке всё написано: «Любите своих ближних».
***
– Не ходи в сингулярность – там крайне несладко. Я там сидел, работал над рукописью, помнишь? – сказал Антон.
– Ну, и что ты написал? – спросила Ужас.
– Там, в пакете лежит, в шкафу. Интересная, но крайне провокационная вещь… Я сейчас подумал: если человеческую ДНК сомкнуть в кольцо – это даст им вечную жизнь?
– Кольцо?
– Нет, так она слишком много места займёт… Кольцо – не кольцо, но чтобы бесконечная была ДНК. Замкнутая структура. Ты поняла?
– Да.
– А ещё: ты слышала, что зубной камень сам отваливается со временем, без всяких стоматологов и лишних усилий?
***
– Противный.
– Ты пицца.
– Где свадьба?
– Тут у каждого своя свадьба.
И была свадьба, и был развод – год сорок второй.
– Кто мы такие?
– Ты Линдси Лоха́нь.
– Я – Линдси Лохан? А она сейчас красивая?
– Нет.
– Тогда я не Линдси Лохан.
***
Антон увидел, как некий злоумышленник забежал на территорию муниципального гаража:
– Ты что здесь забыл? Тебе здесь не место, – сказал он и мысленно пнул мужика ногой, – беги домой.
Но по состоянию последнего было видно, что тот уже не сможет бегать какое-то время, потому что влетел в сетку на скорости около ста километров в час.
– Я не рассчитал силы, извини.
– Скажи, Антон, есть ли у меня вера с горчичное зерно?
– Закинь гору в море, тогда посмотрим.
– Как по морде захотеть?
– Странный вопрос. Ты же не пёс смердячий.
– Создатель, ты сделал их необрезанными, а потом заставил обрезаться. Где тут логика?
– Я знаю. Молчи, – ответил Иегова.
***
– Маргарита, которая Ужас – хочешь быть Лалой?
– Ага.
– Хорошо. С сегодняшнего дня ты – Ла́ла.
– С радостью.
***
– Облизуемся, – сказала Лала.
– Облизуемся? Облизуемые тигрята облизуются… – ответил Антон.
– Бесподобно, – сказал неизвестный.
– Бесподобно? Это что за математика? – спросила Лала.
– «Бесподобные треугольники бесподобны, а подобные – подобны». Это уже геометрия. У тебя есть фамилия, Лала? – спросил Антон.
– Кудрявцева-Ужас.
– Красивая фамилия. А ужин отдай врагу и иди спать.
– Это ты к чему?
– Просто хорошо звучит.
– Понятно. Волоколамск.
– «Звоня тебе во все… Волоколамск. Старинные часы ещё идут…» Женский почерк.
– Чудеса…
– Ретроградный Меркурий.
– Опять ретроградный Меркурий…
– Ретроградный Меркурий сегодня в загулявшей Венере, в одноатомно-спиртовом состоянии.
– Купидон.
– Когда Дон купишь? Купи Дон!
– И Волго-Вятский заодно.
– Как мы с тобой?
– Ангельски пишем.
– Кар, кар, мы ангелы, кар…
– Смешно.
– Чёрствый коньяк, надкушенный хлеб, сжатые нервно пельмени… И всё, что сейчас происходит во мне, тоже является частью вселенной1.
***
– Колбаса есть у кого-нибудь? – спросила Лукерья.
– Нет колбасы. Серьёзно – ни у кого нет колбасы.
– Тогда и кислорода нет. Вообще нигде нет кислорода.
