Катя
Первый раз он подошел ко мне на большой перемене третьего сентября. Почему я так хорошо запомнила эту дату? Все очень просто. Не каждый день к тебе подходит один из самых красивых парней, которых ты когда-либо встречала в своей жизни. Такие дни надо красным цветом в календаре отмечать, вот что я вам скажу.
Высокий, мускулистый, с затейливыми завитками татуировки, виднеющимися из выреза простой белой футболки на шее, и намекающими на то, что самое интересное там, за плотной белой тканью. С красивым лицом мальчика с обложки. И невозможными черными глазами.
Я как застыла возле парты, так и не отмерла, пока он пальцами у меня перед лицом не пощелкал. Я поморгала. Покраснела, как рак. Стыдно-то как! Подумает, я лохушка! Хотя… Он и так это думает!
Он улыбнулся белыми ровными зубами. И я опять подвисла. И не поняла, что он говорит. А он явно что-то говорил. Не просто же так подошел?
– Земля! Земля! Прием!
Ох, черт!
– Слышь, дурочка, ты отомрешь сегодня, или мне еще подождать?
– Даааа…
– О, ну отлично просто! Задание, говорю, сделала по истории?
– Да…
– Круто, давай сюда!
– За-зачем?
– Как зачем? Спишу!
И руку так требовательно протянул. Нисколько не сомневаясь, что я прямо сейчас кинусь ему отдавать свою работу. А пальцы-то тоже в вязи татуировок, затейливой такой. Интересно, сколько у него их?
Тут я сама опомнилась. Нет. Нет уж! Мало того, что в школе со мной дружили только из-за того, что списывать давала, так еще и здесь все с того же начинается! Не дам! Не будет больше этого! Стоит только один раз разрешить, и сразу на шею сядут!
Я отшагнула назад, угрюмо глядя на парня. Конечно, чего бы такому красавчику подходить ко мне? А не пошел бы он… Дальше!
– Не понял… – он реально не понял, посмотрел на меня с бесконечным удивлением. Ему, наверно, никогда девушки не отказывали. Ну вот, значит, такой сегодня день.
Все впервые. Ко мне впервые парень такой шикарный подошел. Ему впервые отказали.
– Не дам. Сам пиши.
Я отвернулась, переживая свою отчаянную храбрость. Смогла!
– Ну смотри, заучка убогая, не пожалей… – прилетело мне вслед, и плечи обдало холодом.
Нет уж. Не пожалею. И пути назад нет.
Второй раз меня судьба столкнула с ним у пустующего гардероба в фойе, примерно через две недели. Я копалась в сумке, не смотрела, куда иду, натолкнулась.
– Смотри, куда прешь! – злой голос, моя сумка упала на пол, хорошо, хоть не разлетелось ничего. Вот было бы весело.
А сейчас мне не весело совсем. Потому что надо мной, наклонившейся за сумкой стоит Алиев Аслан, тот самый красавчик, по которому сохнут все девчонки нашего курса. Да и старшие тоже, наверняка.
А мне вот некогда сохнуть, учебы полно. И работа тоже время отнимает… Зарплата так себе, но мне хватает на то, чтоб жить скромно, и даже бабушке кое-что отсылаю. Может, по итогам месяца смогу претендовать на повышенную стипендию, это будет здорово…
Он смотрел на меня сверху вниз, как на таракашку какую-то у своих ног. Я задрала голову, оставаясь на корточках, и замерла в таком положении, натолкнувшись на его взгляд. И с удивлением замечая, как он меняется. Как зажигаются в нем какие-то непонятные огоньки. И вот не понравилось мне это! А еще больше не понравилось, когда он внезапно протянул руку и подцепил меня пальцами за подбородок, вынуждая приподнять его выше.
Я так удивилась, что даже не вырывалась. А он смотрел. Тяжело как-то, давяще.
– Глаза у тебя красивые, – усмехнулся он, – но вообще слепые.
Я открыла рот, в замешательстве, не зная, что сказать. Это такой комплимент что ли? Или оскорбление?
И вообще, что происходит? Почему я до сих пор сижу у его ног?
Я резко дернула головой, отталкивая его руку, и встала.
Он молчал, глядя на меня все с тем же непонятным выражением на лице. Удивление? Легкое замешательство? И еще что-то. Неприятно волнующее.
Я, не отводя от него глаз, попятилась назад, а затем, развернувшись, быстро пошла прочь.
Сегодня еще две пары высшей математики. И это отличный способ выбросить из головы весь этот бред.
– Эй, заучка, ты доклад-то подготовила? А? Для Танечки?
Я не отвечала. Только вздыхала, отворачиваясь, не умея противостоять насмешкам.
Гадский Алиев!
И чего привязался ко мне? Ведь не дает покоя уже второй месяц! Невозможно на переменах в аудитории оставаться. Начинает хохмить, издеваться, глупости всякие говорит. А его кодла прихлебателей подхватывает с охотой. Я знаю эти вещи, видела много раз в школе. Шакалы сбиваются в стаю и весело травят выбранную жертву. Причем, выбор может упасть на кого угодно. Кто хоть немного не похож. Или слишком тих и слаб. Отпор дать не может. Как я, например.
Для меня напряжение было слишком сильным, я не привыкла к такому давлению. В школе ко мне относились спокойно. Приветливо, без насмешек. Правда и не приглашали никуда, на всякие вписки и тому подобное. Но я и не стремилась. Не до того было. Сначала болеющая мама, а потом и бабушка требовали всего моего времени.
Поэтому дом-школа. Школа-дом.
И сейчас, оказавшись в положении жертвы, я банально не справлялась. Переживала, плакала, ходила разбитая.
Одна надежда была, что все со временем утрясется. Про меня забудут. Переключатся на кого-то другого. Иногда малодушно жалела, что не дала Алиеву списать в начале сентября. Сейчас, может, было бы полегче…
Но ничего не вернешь теперь, глупо сожалеть.
Алиев опять задел меня какой-то глупой шуткой, ниже пояса, и, не дождавшись реакции, кинул скомканной бумажкой. Его стая тут же подобострастно рассмеялась.
Правда, когда зашла Татьяна Викторовна, все разом замолчали.
Вот уж кого я уважала!
Не только за знание предмета, за увлеченность им, которая чувствовалась в каждом слове, в подготовках к лекции, но и за то, что она смогла совершить невозможное, найти подход к нам, бешеным первокурсникам.
Правда, я с самого начала старалась, потому что литературу любила, да и вообще, привыкла успевать, да и уроки проходили интересно, но вот многие наши… Особенно, мальчишки. Первый месяц тяжело было. И смотреть на Татьяну Викторовну больно. Так она переживала, что ее не слушают, что ее предмет не ценят.
Но со временем все утряслось. Конечно, и сейчас все далеко до идеала, но все равно половина группы уже сидит, молчит, слушает. Может, дошло все же хоть что-то?
Тут рядом со мной грохнул стул, я вздрогнула. Повернулась, чтоб узнать, кто же подсел. И замерла. Алиев. Что ему надо от меня?
Я отодвинула стул как можно дальше, но занятия уже начались, и сбегать – значило привлечь к себе внимание, выставить себя дурой.
Алиев придвинулся ближе, положил руку на спинку моего стула таким невыносимо наглым собственническим движением, что я разозлилась. И решила дать отпор в кои-то веки.
