Люся Зайка
Ах какой печальный момент.
Отдаваясь полностью работе, нужно понимать, что делаешь ты это по любви, а совсем не за деньги. Но иногда эта любовь бывает такой противоестественной, что начинаешь задумываться, а настолько ли ты извращенец.
– Люся! Где эта… Эта… Эта сколопендра, – несется по зданию редакции газеты в которой я работаю трубный рев. Мой непосредственный начальник ищет меня, и явно совсем не для того, чтобы накормить козинаками.
Кстати, Люся это я. Меня зовут Люся Зайка. Вот таким прекрасным именем наградила меня карма в лице не очень чадолюбивых родителей. Точнее детей они любили делать очень, настругали шестерых, а вот воспитанием заниматься им было некогда. Но зато имена всем детям дали звучные. Мое самое простенькое, как у старшей. Папа тогда еще не обладал такой буйной фантазией, и назвал меня Люсей. Ну, если точнее, я Люсинда. Но Люсинда Зайка звучит еще омерзительнее, как по мне. Отставив чашку с остатками фигового капучино, я поднялась со своего любимого кресла, спрятанного в самом дальнем углу огромного офисного зала, разделенного тонкими перегородками и одернула юбку. Ненавижу юбки, но руководство нашего издания от чего-то решило сделать служащим пера и топора именно такой дресс-код. Ну, только девочкам, конечно. Но я лично считаю, что это попрание моих прав и почти всегда игнорирую корпоративные правила.
– Жабыч рвет и мечет, – сообщила Маринка, высунув через верх проклятой перегородки свой длинный веснушчатый любопытный нос. – Что ты там опять натворила? Зайка, там такое. Он так орет, кинул в стену кружку с кофе, и, говорят, свою шашку неприкосновенную со стены снял и в капусту стол порубил. А потом еще Светку, ну секретаршу, назвал выдрой тупорылой. Ой, что деется. Ужас.
– Может не ходить? – уныло вздохнула я, понимая, что не получится у меня в этот раз тупо проигнорировать приглашение на ковер к руководству, как я это практикую обычно. Практиковала, точнее, и весьма успешно. Но сегодня, видно, пришел мой смертный час.
– Жабыч сказал, если ты снова смоешься, можешь вообще не возвращаться, – прошептала Маринка, закатив шикарные глаза. – Велел тащить, цитирую, свою проблемную задницу, пока он сам не пришел, и не…, дальше нецензурно, тебя прямо на компьютере. На котором ты закапываешь наш проект в… опять нецензурно. Вот.
– Убьет, как думаешь? – вздохнула я, радуясь про себя, что сегодня я хоть в униформе пришла. Один плюсик в карму, да будет. И потом, он может меня не больно зарубит. Сразу пополам, такая легкая, но зрелищная смерть.
– Сначала сделает то, что обещал, ну, на компьютере. А потом наверняка порубает тебя в капусту. Точно порешит, к гадалке не ходи, – радостно успокоила меня подруга. – Ты, главное, расслабься и получай удовольствие. Это из-за того звездуна тырнетного, про которого ты написала, что его фонд профанация, да? Как думаешь?
– Не знаю, – уныло вякнула я пошла на зов, точнее на несмолкающий рев взбешенного начальника. Пошла как на казнь, понимая, что физическая гильотина была бы сейчас более предпочтительна, чем мозголюбительное аутодафе от любимого начальника.
Дверь в кабинет Жабыча была распахнута совсем не приветливо. Я поежилась и просочилась в приемную великого и ужасного. Начальника моего зовут конечно совсем не Жабыч, и мужик он нормальный. Ну, чаще всего.
– Зайка, ты овца, – испуганно хныкнула растрепанная Светка, сейчас больше не на секретаря главреда похожая, а на тетку из очереди в бесплатный туалет. – Из-за тебя мне придется идти к психологу. Слушай, ну почему ты не можешь как все писать, то, что от тебя требуют. Ну подумаешь, заказуха…
– Пришла? – перебил несчастную Светку вой, несущийся из кабинета. – Сюда иди, Иуда. Иди, иди, и булки разминай. Честная, мать ее.
И я пошла. Голову подняла вверх гордо, плечи расправила, дверь тяжелую толкнула смело, сделала шаг, запнулась о порог начальничьего царства, что-то мерзко затрещало, и я кубарем ввалилась в шикарный, обделанный дубовыми панелями кабинет.
– Красотка, – хмыкнул начальник, отсвечивая лицом цвета переваренной свеклы и сверкая глазами, как робот из фильма смертоносными лазерами. – Ну, здравствуй, Люся Зайка, супер честный репортер. Как там в песне пелось, помнишь? Здравствуй и прощай, и лишних слов не надо. Уволена. К чертям собачьим. К чертовой бабушке. Без выходного пособия. Я тебе еще такие рекомендации напишу, что тебя не возьмут события освещать даже в сельскую стенгазету под названием «Новости Заговнянска». Я тебя…
– Права не имеете, – уныло пискнула я, чувствуя задом, какую-то странную легкость и свободу. Странно, правда?
– Права? – взвыл Жан Борисович. – Да я тебя… В бараний рог. Я…
Жабыч подскочил в своем шикарном кресле. Тут же тяжело в него обрушился, схватился рукой за грудь, второй рукой опрокинул в себя стакан воды, странно пахнущий совсем не валерианкой и затих, бешено вращая глазами.
– Жабыч, миленький, не увольняй меня, пожалуйста, – хныкнула я, до конца досмотрев спектакль под названием «Вы меня в гроб сведете».
– Что? – просипел несчастный биг-босс, наливаясь снова. – Как ты меня назвала? Ну все…
– Ой, я случайно. Жан Борисович. Но ведь я же правду написала. У нашего интернет издания рейтинг вверх попер. Ну я немного приукрасила там. Но ведь мы же в желтизну. Подумаешь, приписала пару миллионов, там это уже не важно было. Зато эффект какой. А материал? Да это же конфета. Как там штурмовали офис этого мошенника. И вообще. Если бы не я…
– Мы бы пописывали статейки на заказ, пиарили бы по черному селебрити недоделанных, про то, как они скандал устроили в кафе, ну или как спасли какого-нибудь бедолагу от утопления в джакузи. Муромцев бы про НЛО свои писал и рептилоидов. Стригли бы бабосики и в носу ковырялись. А не отбивались бы от разъяренных инфо-цыган, которые нас замордовали судами. И я бы не пил гипотензивные и антидепрессанты горстями, – уже совсем спокойно выдохнул Жабыч. – Ты знаешь, что за клевету нам корячится? А если этого твоего Шаболдина посадят? Ты вообще… Мы желтая газета, а не разрушители легенд. И нам не нужны журналистские расследования, с применением промышленного шпионажа. Мы фантазеры, Зайка. Сказочники. Мы пишем то, о чем нас просят. А теперь пошла вон. Уволена.
– Жабыч, – босс поморщился. Отвернулся, давая понять, что разговор окончен. – Ну дай мне шанс. Я исправлюсь. Честно-честно. Буду писать про трусы певичек, и про то, как светская львица ноготь сломала.
– Шанс? – голос Борисыча вот именно сейчас мне совсем не понравился. Елейный такой. Аж прямо приторный. – Хорошо, Зайка. Последний шанс, твоя новая жертва Метельский. Фас. Нароешь про него что-то интересное – останешься на работе. Я тебя даже повышу. И закуток выделю ближе к коридору.
