Лизавета моя в последнее время на изжоге. Бабенка не молодеет, теряет уверенность в себе, вот и мерещатся ей везде соперницы, да враги.
Истерит, обзывает новую домработницу. Некрасиво…
Надо уладить конфликт. Да так, чтобы обе женщины остались довольны.
— Лизонька, душа моя. Почему ты так кричишь? У тебя же голова заболит. Иди сюда, успокойся, — крепко прижимаю к себе любовницу, достаю из кармана носовой платок и вытираю потекшую по ее щекам тушь.
Ми-ми-ми…
Женщины любят, когда о них заботятся. Причем, неважно, сколько им при этом лет. Двадцать, пятьдесят или много до неприличия.
— Она смеялась надо мной! Эта нахалка смеялась, когда я упала, — возмущается, показывает на Марию пальцем. А она, бедолага, стоит еле живая. — Может, она специально пролила воду?!
— Родная, да зачем ей это надо? Сама подумай, ты же у меня умница. Она на работу только устроилась, за место держится. Вряд ли она что-то сделала специально. Пойдем, пойдем, я тебе чаю налью, ты успокоишься…
Бережно обнимаю Лизавету за плечи и веду в гостиную.
— Мне домой надо. Я совсем забыла… Я завтра приду, — разворачивается на полпути.
Делаю вид, что очень расстроился…
— Милая, только завтра я не могу тебя принять. Надо решить дела с аукционом, Я позвоню, когда освобожусь, — добавляю я.
Завтра у меня в гостях Тонечка, а она страшно не любит, когда я переношу наши пылкие встречи.
Все продумано до мелочей. И чтобы вся моя сладкая жизнь не рассыпалась как карточный домик, надо все держать в голове.
Расслабляться нельзя…
Трогательно целую любовницу в губы и провожаю до дверей. Домработница продолжает тереть и без того уже стерильный перила. Ого, да девочка ничего. Все при ней: фигурка, личико, улыбка.
Говорит грамотно, улыбается приятно, волосы длинные. Да еще и блондинка.
Так, как у нас дела с грудью? Незаметно кидаю взгляд на выпуклую область служанки.
Ого, да там троечка, не меньше.
Пожалуй, найду девчонке предназначение получше, чем мыть полы.
Как ее зовут? Какое-то классическое русское имя.
Мария.
Точно, Мария.
— Машенька, ты не устала? Есть хочешь?— спрашиваю я. Важно быть искренним. Вот она уже тепло смотрит на меня, почти улыбается. Устала, наверное, от придирок моих мадам.
— Немного, — растерянно бормочет она. Боится смотреть мне в глаза и явно стесняется…
— Пойдем чай пить.
Веду Марию на кухню, жестом выпроваживаю шеф-повара и сам наливаю новой сотруднице чай.
Так, вроде перекусила, расслабилась. Теперь можно начинать…
— Маша, у меня к тебе предложение, — тихо говорю я и двигаюсь ближе.
Непонимающе смотрит на меня, продолжая жевать бутерброд. Эх, аппетитом девка не страдает. Как бы не раскабанела на хозяйских щах.
— У мужа моей Нины через три дня день рождения. И мы хотим сделать ему хороший подарок.
— Вам помочь его выбрать? Но я недавно в столице и плохо еще в таких вещах разбираюсь. Может, вам лучше к другому человеку обратиться.
Наивная…
— Нет, душа моя, подарком будешь ты. В нарядном платье и в розовой коробке, — невозмутимо чеканю я, не сводя с подчиненной глаз.
— Да как вы смеете мне такое предлагать? Я вам не проститутка! — истерит она, вскакивая со стула. Чашка с недопитым чаем летит в сторону, разливая на полу уродливую лужицу.
Хватаю девушку за руку и усаживаю на место. В конце концов, кто здесь хозяин?
— Простите, я не специально, — извиняется она и порывается собрать осколки.
— Ничего… Сядь.
Сейчас главное не торопиться, дать ей успокоиться, переварить эту информацию. Она согласится. В этом я уверен, ведь еще ни одна не отказывалась.
— Вы серьезно хотите, чтобы я стала подарком какому-то мужчине? Вы для этого меня на работу взяли? Чтобы… чтобы, — в глазах стоят слезы, губы дрожат.
— Мария, давай я все скажу четко, чтобы между нами не было недопонимания. А для этого ответь мне на один вопрос — ты хочешь выбиться в люди, или тереть пол на дядю предел твоих мечтаний?
— Конечно, хочу, но продавать тело не собираюсь, — резко заявляет она.
— Почему же сразу продавать свое тело? Ты просто окажешь услугу своему работодателю, а за это он тебя щедро вознаградит, — продолжаю обрабатывать красавицу.
Она молодая, деревенская. У таких обычно мир либо в черных красках, либо в белых Других цветов нет.
— Если я откажусь, то вы меня уволите? — опять глаза на мокром месте.
— А ты сама подумай… Зачем держать в штате человека, который отказывается пойти мне навстречу? Здесь решать тебе, — холодно отвечаю я и смотрю в сторону. Она должна понять, что вариантов нет и ей меня не удастся разжалобить.
Встает и идет к выходу. Мысленно считаю…
Раз, два, три, четыре, пять. Останавливается и замирает на месте.
Думает…
— Если я соглашусь, то… то это будет один раз или…, — тщательно подбирает слова, словно боится испачкаться.
Белоручка…
Она еще не знает, что деньги не имеют никакого запаха. И нет на свете занятий, которые делать стыдно. По крайней мере, я таких не знаю.
