Кембриджшир, 1986
Я поняла не сразу, что это отрубленная голова. И только потом, подойдя вплотную, увидела: это Луси. Брызги желтого на белой подушке показались мне издали то ли скомканным носком, то ли измятым платочком. Но как только я разглядела нежный хохолок, крохотный поникший клювик, то сразу все поняла. Неожиданно для себя догадалась и о большем, в тот миг все стало ясным.
Я прошептала: «Ханна?» В коридоре за дверью в спальню скрипнула половица. Голову словно сдавило обручем. Я позвала громче, все еще дрожащим от страха голосом: «Ханна, это ты?» В ответ – тишина, но я ощущала ее присутствие, чувствовала, что она здесь рядом, выжидает, прислушивается.
Я не хотела дотрагиваться до моей маленькой птички, не могла смотреть на тонкую коричневую линию застывшей крови в том месте, где головку отсекли от тела, на ее полуоткрытые остекленевшие глаза. Меня замутило при мысли о том, была ли она жива или мертва, когда все это произошло.
Войдя в комнату, я увидела Ханну: она стояла у окна и глядела на сад. Я окликнула ее, она повернулась, прекрасные карие глаза смотрели мрачно, на губах блуждала еле заметная улыбка. Она сказала: «Да, мамочка… Что-то случилось?»
Лондон, 2017
Клара проснулась от шума дождя, сирены, ревущей где-то далеко на Олд-стрит, и от глубоких ударов баса, равномерно пульсирующего из колонок соседей. Она сразу же поняла, что Люка не было – ни в их кровати, ни дома. Клара просто лежала без движения, глядя в темноту, затем потянулась за телефоном, на экране высветилось время: 04.12. Ни пропущенных звонков, ни сообщений. Через щели в занавесках был виден дождь в ярко-оранжевом свете уличных фонарей. Внезапно под окном ее квартиры на Хокстон-сквер раздался пронзительный женский хохот и через мгновение послышался нестройный цокот каблучков.
Прошел целый час, прежде чем она забылась сном. А за дверью спальни голубой свет уже начал проникать в темные углы квартиры, предметы мебели постепенно обретали форму, их цвета и очертания проступали из сумрака подобно очертаниям кораблей. В клубах и барах на площади затихла жизнь, давно ушли последние посетители. Скоро остатки ночи смоет шуршание щеток и скрип колес уборочных машин, люди покинут свои дома и потянутся к автобусным остановкам и станциям метро, начнется новый день.
Сверху еще доносились монотонные пульсирующие звуки, когда она, усевшись на кровати и завернувшись в одеяло, уставилась в телефон, а в ее измученном мозгу рождались все новые и новые догадки. Вчера в офисе они не смогли перекинуться и парой слов, Клара ушла, ничего не зная о его планах на вечер. После работы она ненадолго встретилась с подругой в баре и потом рано легла спать, полагая, что в скором времени он вернется домой. Стоит ли позвонить ему сейчас? Клара помедлила. Они съехались только шесть месяцев назад, меньше всего ей хотелось быть девушкой, которая вечно ноет, придирается, сует нос в его дела и устанавливает комендантский час, их отношения строились иначе. Наверное, он где-то весело проводил время. Ей не привыкать. Такое случалось и раньше, несколько бокалов подкреплялись еще несколькими бокалами, в итоге он шел отсыпаться к какому-нибудь приятелю.
Но сейчас что-то не давало ей покоя, но что? Он не только не написал, но и вообще не пришел домой.
Лишь в душевой кабинке Клара вспомнила, какое сегодня число. Среда, двадцать шестое. Собеседование Люка. Она застыла с открытым флаконом шампуня в руке. День важного собеседования, после которого можно было рассчитывать на серьезное повышение.
Он готовился к нему задолго; исключено, чтобы Люк гулял где-нибудь всю ночь перед событием, так много значившим для него. Быстрым движением Клара выключила воду и, на ходу заворачиваясь в полотенце, поспешила в комнату за телефоном. Нажала на кнопку вызова, с нетерпением ожидая гудка соединения. Где-то внизу раздался резкий вибрирующий звук. Присев на корточки и заглянув под кровать, Клара увидела его на пыльном полу – забытый, затерянный телефон Люка. «Черт», – выругалась она вслух, и в ответ, словно удивившись звуку голоса, резко оборвалась пульсирующая над ее головой музыка.
Она открыла почту и, конечно же, нашла сообщение от Люка, отправленное вчера вечером в 18.23 с рабочего адреса.
Привет, милая! Снова забыл телефон дома. Останусь на работе часов до восьми, надо уточнить пару вещей к собеседованию, потом домой – хочу выспаться перед завтрашним. Проводишь время с Зои, не так ли? До скорого, Л.
Час спустя, идя по направлению к Олд-стрит, она велела себе собраться. Он наверняка передумал, вот и все. Решил пропустить по пинте с ребятами из его команды, а потом завис с ними на всю ночь. Предупредить не мог, так как телефона под рукой не было – добавить больше нечего. Она вот-вот увидит его в офисе и он – явно смущенный, страдающий от похмелья, – будет рассыпаться в извинениях. Так почему же так щемит сердце? Под сырым и бесцветным, как старая жвачка, апрельским небом Клара шла вдоль уродливой, уже закупоренной транспортом, магистрали, мимо суровых громадных зданий у кольцевой развязки, по широким тротуарам, заполоненным жителями пригородов со стаканчиками кофе в руках, в наушниках, устремленных в телефоны – или же погруженных глубоко в себя, ничего не замечающих вокруг, – все, как один, стекались к выложенному белой плиткой входу в подземку, которая затягивала их вглубь, уносила на огромной скорости и вновь выплевывала в другом конце города.
Издательство, где они оба работали, располагалось в центре Сохо. Они познакомились там три года назад будучи сотрудниками разных журналов – она публиковалась в финансовом вестнике, он возглавлял отдел дизайна в журнале по архитектуре, выходившем раз в квартал, – и вскоре начали встречаться.
Это был ее первый день в Бриндл-Пресс. Желая произвести хорошее впечатление, Клара вызвалась приготовить и разнести утренний чай. Она, пока заливала кипятком чайные пакетики и добавляла молоко и сахар, с волнением пробегала глазами по списку сотрудников и, не осознав, что поставила на поднос слишком много чашек, поспешила из кухни. Когда поднос выскользнул из рук и звучно грохнулся на пол, зрелище было просто неописуемым: разбросанные повсюду осколки фарфора, дымящиеся потоки темной жидкости и промокшее насквозь платье, столь тщательно подобранное для «первого дня».
Черт! Черт, черт, черт. Только тогда она заметила его, высокого симпатичного парня, стоявшего в проеме и весело наблюдавшего за ней. «Ох», – произнес он и нагнулся, чтобы помочь ей. Она простонала:
– Господи, я идиотка!
Он рассмеялся:
– Не переживай, – утешил он и добавил, – я – Люк.
В тот вечер, когда новые коллеги пригласили Клару в паб отметить начало работы, девушка увидела его сидящим за барной стойкой – взгляды встретились, ее сердце бешено забилось, и карие глаза Люка, казалось, приковали ее к месту – как если бы он протянул руку и прикоснулся к ней.
