Приглашаются женщины в возрасте от 18 до 32 лет для участия в исследовании нравственно-этических принципов, которое проводит известный нью-йоркский психиатр. Щедрое вознаграждение и анонимность гарантируются. Подробности по телефону.
Легко судить других. Мать, что орет на своего ребенка в магазине, катя тележку с упаковками сухих завтраков и печенья «Орео». Водителя за рулем дорогой машины, подрезавшего не столь быстрый автомобиль. Женщину, что громко смеется в мобильный телефон, сидя в тихом кафе. Мужа, изменяющего жене.
А если б вы знали, что орущая мать в тот день потеряла работу?
Что если водитель обещал сыну быть на школьном спектакле с его участием, а ему по настоянию начальника пришлось задержаться на совещании, которое было созвано в последний момент?
Что если женщине из кафе позвонил ее возлюбленный – мужчина, разбивший ей сердце?
Что если жена неверного мужа постоянно шарахается от его прикосновения?
У каждого из нас есть свои причины поступать так или эдак. Даже если мы скрываем эти причины от тех, кто, по их мнению, хорошо нас знает. Даже если эти причины погребены столь глубоко в нашем сознании, что мы сами их не можем распознать?
16 ноября, пятница
Многие женщины стремятся предстать перед окружающими в определенном образе. И я их преображаю, за сорок пять минут. Это моя работа.
По окончании сеанса мои клиентки – совсем другие женщины. Посвежевшие, более уверенные в себе. Пожалуй, даже более счастливые.
Но я могу предложить лишь временное преображение. Люди всегда возвращаются к своим основам.
Инструментов, которыми владею я, недостаточно, чтобы произвести подлинную перемену.
* * *
Пятница, без двадцати шесть вечера. Час пик. Зачастую именно в эту пору у кого-то возникает желание прихорошиться, соответственно, это время я обычно вычеркиваю из своего личного расписания.
Поезд метро прибывает на станцию «Астор-плейс», двери вагона раздвигаются, и я первой выхожу на платформу. Правая рука, в которой я несу тяжелый черный чемоданчик с принадлежностями для макияжа, как всегда, буквально отваливается к концу долгого рабочего дня.
Чтобы вместе с чемоданчиком протиснуться в узкий проход, руку со своей ношей я завожу за спину. Машинально, поскольку сегодня уже в пятый раз преодолеваю турникеты. Потом торопливо поднимаюсь по лестнице.
По выходе на улицу я достаю из кармана кожаной куртки мобильный телефон и проверяю в нем свое расписание, которое «БьютиБазз» обновляет как минимум раз в день. Я указываю часы, в которые могу работать, и мне присылают заказы.
Сегодня мой последний рабочий визит должен состояться в районе Восьмой авеню и Нью-Йоркского университета. Запланирован полуторачасовой сеанс, то есть мне предстоит обслужить двух клиенток. Мне известны адрес, фамилии и контактный телефон. Но я понятия не имею, кого увижу перед собой, когда постучу в дверь.
Правда, незнакомых людей я не боюсь. Опыт показывает, что остерегаться нужно знакомых: нередко они куда опаснее.
Я запоминаю точное местоположение нужного мне дома и затем направляюсь к нему, по пути обходя мусор, вывалившийся из переполненной урны. Прохожу мимо частного магазина, на окнах и дверях его владелец с громким лязгом и скрежетом опускает решетки. Миную трио студентов с рюкзаками на плечах, которые в шутку пихают друг друга.
За два квартала до дома, где живут мои клиентки, звонит мой телефон. На дисплее высвечивается номер мамы.
Я отвечаю не сразу – смотрю на маленькое круглое фото моей улыбающейся мамы.
Через пять дней я поеду домой на День благодарения и увижу ее, напоминаю я себе.
Но не ответить на звонок мамы я не могу.
Как всегда, я ощущаю тяжкий груз чувства вины.
– Привет, мам. Все хорошо? – спрашиваю я.
– Все замечательно, родная. Просто хотела услышать твой голос.
Я представляю ее в кухне дома на окраине Филадельфии, где я выросла. Она помешивает на плите подливку – они ужинают рано, и в пятницу меню всегда одно и то же – жареное мясо с картофельным пюре, – потом откупоривает бутылочку «Зинфанделя», собираясь побаловать себя бокалом вина, который она неизменно выпивает вечером в выходные.
Маленькое окошко над раковиной занавешено желтыми шторами, на ручке духовки висит кухонное полотенце с изображением скалки, на которой написано: «Катай и радуйся». Цветастые обои в некоторых местах отходят по швам; в нижней части холодильника вмятина: отец пнул с досады, когда «Орлы»[1] проиграли в решающем матче.
Он у меня страховой агент, и к его возвращению домой с работы ужин будет готов. Мама чмокнет его в щеку. Они позовут к столу мою сестру Бекки, помогут ей нарезать мясо.
– Сегодня утром Бекки сама застегнула молнию на куртке, – сообщает мама. – Без посторонней помощи.
Бекки на шесть лет моложе меня, ей двадцать два.
– Фантастика, – комментирую я.
Порой я жалею, что живу далеко от отчего дома и не имею возможности помогать родителям. А иногда я думаю об этом с облегчением, и мне ужасно стыдно за себя.
– Послушай, давай я позже перезвоню? – продолжаю я. – На работу бегу.
– О, тебя наняли еще на одно шоу? – мгновенно оживляется мама.
Я медлю с ответом.
Я не могу сказать ей правду и потому выпаливаю:
– Да, только это небольшая постановка. Скорее всего, даже не получит освещения в прессе. Но грим там довольно сложный, нешаблонный.
– Я горжусь тобой, – говорит мама. – Жду не дождусь, когда услышу обо всем на следующей неделе.
Она хочет, я чувствую, еще что-то добавить, но я завершаю разговор, хоть еще и не прибыла на место – в студгородок Нью-Йоркского университета.
– Поцелуй за меня Бекки. Я люблю вас.
* * *
Для себя я установила определенные правила, которым начинаю следовать еще до того, как непосредственно приступаю к работе.
Своих клиентов я оцениваю с первой секунды встречи – отмечаю, что брови будут смотреться лучше, если их сделать темнее, а нос с помощью разных оттенков пудры нужно подкорректировать, чтобы визуально он казался тоньше, – но я знаю, что и клиенты оценивают меня.
Первое правило: форма одежды. На работу я хожу во всем черном, что избавляет меня от необходимости каждое утро компоновать новый наряд. К тому же черный цвет придает мне более авторитетный вид. Я выбираю удобную одежду из комфортных тканей, которые годны для машинной стирки и в семь часов вечера выглядят столь же опрятно, как и в семь часов утра.
Поскольку личное пространство исчезает, когда я колдую над лицом клиентки, мои ногти всегда коротко пострижены и закруглены, дыхание мятное, волнистые волосы собраны на затылке в нетугой пучок. Я никогда не отступаю от этого стандарта.
