Биография Константина Эдуардовича Циолковского
12 апреля 1961 года произошло великое событие как для страны, которая оправлялась после череды потрясений (революции, Гражданская война, Великая отечественная война), так и для всего человечества в целом: человек полетел в космос. Громадная работа многих людей – не только для реализации конкретного полета Юрия Алексеевича Гагарина, но и долгое изучение, исследование и расчеты для того, чтобы это произошло.
Когда говорят слово «космос», это сразу вызывает ассоциации с ракетой, стартующей с космодрома, с искусственными спутниками, летящими на фоне Земли, с фамилиями Гагарин, Королев и Циолковский.
А почему именно эти фамилии всплывают в голове, почему портреты этих людей – одного в шлеме скафандра, другого с суровым лицом, в пиджаке, третьего – старца с бородой? Конечно же, мы знаем молодого человека в шлеме скафандра – это Юрий Алексеевич Гагарин, человек, совершивший первый полет в космос. И главного конструктора ракет и космических кораблей, на которых покорялся космос и на котором совершил свой полет Гагарин, – это академик Сергей Павлович Королев. Но кто же этот третий, пожилой человек с бородой?
Константин Эдуардович Циолковский – человек, своими мыслями, идеями и изобретениями опередивший время на многие десятилетия, ученый-самоучка, который верил в свою гениальность, в свои исключительные знания, как человечеству покинуть свою «колыбель», родную планету Земля. Научные работы Константина Эдуардовича Циолковского стали основой для покорения космоса, ведь ученый еще в XIX веке предвидел и описал космические полеты, как и на чем они будут происходить. Константин Эдуардович Циолковский – ученый, с которого началась космическая эра!
17 сентября 1857 года в селе Ижевское Рязанской губернии Российской Империи (сейчас село в Спасском районе Рязанской области, в 100 км от Рязани) в семье лесничего Эдуарда Игнатьевича Циолковского и Марии Ивановны Юмашевой родился четвертый сын, выдающийся философ и изобретатель, основоположник теоретической космонавтики Константин Эдуардович Циолковский. Имя было дано священником, который проводил обряд крещения.
Род Циолковских являлся польским дворянским родом герба Ястржембец. Первое упоминание о принадлежности Циолковских к дворянам относится к 1697 году. По семейным преданиям Циолковских, их предком был известный бунтарь Северин Наливайко, руководитель антифеодального крестьянско-казацкого восстания на Украине XVI века. Исследователь творчества и биографии К. Э. Циолковского Сергей Самойлович предполагает, что потомки Наливайко были сосланы в Плоцкое воеводство, где породнились с дворянской семьей и приняли их фамилию – Циолковские. Фамилия рода якобы произошла от названия села Целково (то есть Телятниково, польск. Ciołkowo). Но современные исследования не подтверждают семейную легенду. Эта легенда описана в автобиографических заметках (Константин Эдуардович Циолковский, «Черты из моей жизни», 2‐е издание, дополненное).
Касательно достоверных данных о происхождении рода Циолковских и их причисления к дворянскому сословию имеется документальное подтверждение, что основателем рода был некий Мацей (польск. Maciey, в современной орфографии польск. Maciej), у которого было три сына: Станислав, Яков и Валериан, ставшие после смерти отца владельцами селений Великое Целково, Малое Целково и Снегово. В сохранившейся записи сказано, что помещики Плоцкого воеводства братья Циолковские принимали участие в избрании польского короля Августа Сильного в 1697 году. Константин Циолковский – потомок Якова[1].
К концу XVIII века род Циолковских сильно обеднел. В условиях глубокого кризиса и распада Речи Посполитой тяжелые времена переживало и польское дворянство. В 1777 году, через 5 лет после первого раздела Польши, прадед К. Э. Циолковского Томаш (Фома) продал имение Великое Целково и переселился в Бердичевский уезд Киевского воеводства на Правобережной Украине, а затем – в Житомирский уезд Волынской губернии. Многие последующие представители рода занимали небольшие должности в судебных органах. Не имея никаких существенных привилегий от своего дворянства, они на долгое время забыли о нем и о своем гербе[2].
Возвращение дворянского звания произошло в мае 1834 года, благодаря деду К. Э. Циолковского, Игнатию Фомичу, который получил свидетельства «о дворянском достоинстве», для того чтобы сыновья могли продолжать образование. Начиная с отца Константина Эдуардовича, род вернул себе дворянский титул[3].
Отец великого ученого Эдуард Игнатьевич Циолковский (1820–1881, полное имя – Макар-Эдуард-Эразм, Makary Edward Erazm) окончил в 1841 году Санкт-Петербургский лесной и межевой институт. После окончания института служил лесничим в Олонецкой и Петербургской губерниях.
Константин Эдуардович в автобиографии под названием «Черты из моей жизни» дает такую оценку своему отцу:
«Характер отца был близок к холерическому. Он всегда был холоден, сдержан, с моей матерью не ссорился. Во всю жизнь я был свидетелем только одной ссоры его с моей матерью. И то виновата была она. Он не отвечал на ее дерзости, но хотел разойтись с нею. Она вымолила прощение. Это было примерно в [18]66 году. Мне было тогда лет 9. Среди знакомых слыл умным человеком и оратором, среди чиновников – красным и нетерпимым по своей идеальной честности. Много курил, даже временно ослеп и всю жизнь имел зрение не сильное. Я помню его дальнозорким. При чтении надевал очки. В молодости умеренно выпивал. При мне уже оставил это. Вид имел мрачный. Редко смеялся. Был страшный критикан и спорщик. Ни с кем не соглашался, но, кажется, не горячился. Отличался сильным и тяжелым для окружающих характером. Никого не трогал и не обижал, но все при нем стеснялись. Мы его боялись, хотя он никогда не позволял себе ни язвить, ни ругаться, ни тем более драться. Придерживался польского общества и сочувствовал бунтовщикам – полякам, которые у нас в доме всегда находили приют. Кто-нибудь у нас в доме постоянно ютился.
Был ли отец знающ? По тому времени его образование было не ниже [образования] окружающего общества, хотя, как сын бедняка, он почти не знал языков и читал только польские газеты. В молодости он был атеистом, но под старость иногда с моей сестрой посещал костел. Был, однако, далек от всякого духовенства. В доме я никогда не видел у нас ксендза или православного духовенства. Польским патриотом особенно не был. Говорил он всегда по-русски, и мы не знали польского языка, – даже мать. По-польски и с поляками говорил редко. Перед смертью (в 1880 г.) увлекался русским Евангелием, что было, очевидно, влиянием толстовщины.
