Т… е – Картинке
Т… е – Картинке
Посвящаю
«И ты спрашиваешь, что такое любовь? Это – могучее влечение ко всему, что мы воображаем, чего боимся и на что надеемся вне нас; когда мы обнаруживаем в себе зияющую пустоту неудовлетворенности и стремимся пробудить во всем сущем нечто общее с тем, что испытываем сами.
Если мы рассуждаем, то хотим быть понятыми; если предаемся игре воображения, – хотим, чтобы воздушные создания нашей фантазии вновь рождались в мозгу другого; если чувствуем, – хотим, чтобы другая душа трепетала в унисон с нашей, чтобы чьи-то глаза загорались нам навстречу, лили свой свет в наши, чтобы губы, пылающие жаркой кровью сердца, не встречали губ ледяных и неподвижных. Вот что такое любовь».
Так писал Шелли Пери Биши о любви.
Так что же такое любовь с точки зрения философа-материалиста?
Это радостное светлое и таинственное чувство, зачастую переходящее в лёгкую грусть о возможно навсегда утраченном.
Этот мрачный и беспощадный зверь, терзающий плоть и душу человека, заставляющий его идти на всё, даже на преступления.
Вспомним Илиаду Гомера. А ведь в ней описываются события Троянской Войны, разгоревшиеся из-за любви к прекрасной Елене.
В основе любви лежит Дарвиновский половой отбор и это несомненно. А её движущей силой является тёмное Фрейдовское libido.
Но мы не будем всё богатство любви, всё чувственное и духовное богатство любви лишь сводить к сексуально – вульгарной формуле Фрейда.
Суть того, что мы называем любовью, есть, конечно, то, что обычно называют любовью и что воспевается поэтами, – половая любовь с конечною целью полового совокупления, тем самым, обедняя её подлинно человеческое богатство, лишая её подлинно человеческого содержания.
Даже у низших позвоночных встречается то, что, мы называем любовью. Поистине замечательный случай описывает в своей книге Конрад Лоренц: «Но краснозолотая, одинокая галочка, была в самом деле грустна. И не будет попыткой очеловечить её, сказав, что она была душевно подавлена
Животные, страдающие от психической травмы, обычно молчаливы, но в этом случае (а я не знаю другого подобного же) птичья печаль находила выход в песне. Сама же песня была понятна даже людям – по крайней мере тем немногим из них, которые понимают по галочьи».
Но песня одинокой краснозолотой была поистине душераздирающей. Важно не то, как она пела, важно-что она пела.
Вся её песня была переполнена обуревавшими её чувствами, вернее одним единственным желанием: чтобы вернулись домой те, кого она утратила.
«Киав!» – пела она, – «киав» и опять «киав», с различными модуляциями, в разной тональности, со всеми переходами от нежнейшего пиано до самого безумного фортиссимо.
Другие звуки лишь изредка слышались в этом скорбном напеве. «Вернитесь назад, о, вернитесь».
Иногда галка прерывала пение и летела в луга, чтобы обследовать окрестности в поисках Золотистозелёного и всех остальных.
«Кива!» – снова и снова кричала она, уже всерьёз.
С течением времени эти вспышки страстного ожидания становились реже, и Краснозолотая проводила всё своё время, сидя на флюгере нашей часовой башни и утешаясь тихими песенками.
Птица оплакивала Золотистозелёного, свою утраченную любовь.
«Подобно статуе Терпения, она сидела здесь, меланхолично и горько улыбаясь»
Вот так Краснозолотой удалось сохранить колонию.
Не склонный к чрезмерной сентиментальности, я на этот раз поддался горю птицы.
Непрекращающиеся стенания Краснозолотой, доносящиеся с чердачной крыши, побудившей меня вырастить новую партию галчат, которые и дали начало возродившейся альтенбергской колонии.
Ради этой страдалицы я воспитал четыре молодых галки и, как только они приобрели способность летать, посадил их в вольеру вместе с Краснозолотой».
Но эта история имеет поистине необычайный конец.
«Казалось бы, поистине романтическое окончание биографии Краснозолотой: альтруистичная вдова посвятила остаток жизни поддержанию благосостоянию стаи… но в действительности это ещё не заключительный аккорд.
То, что произошло на самом деле, настолько невероятно и так похоже на придуманный «счастливый конец», что едва решаюсь рассказать о дальнейших событиях.
Случилось это через три года после катастрофы, постигшей колонию, в ветреное ранне весеннее утро, когда солнечные лучи нежно касаются просыпающийся земли.
Такие дни особенно благоприятны для птичьих перелётов – мигрирующие стаи ворон и галок одна за другой пересекали светлое небо.
Внезапно какой-то бескрылый, торпедообразный снаряд отделился от одной такой стаи и, набирая скорость, устремился вниз, словно ныряя в воздушную пучину.
Как раз над нашей крышей он замедлил падение, изящным маневром изменил направление полёта и невесомо опустился на флюгер.
Это была крупная красивая галка, с блестяще-чёрными, отливающими синевой крыльями и сверкающим серебристым затылком, казавшимся почти белым.
И королева Краснозолотая, эта бессменная управительница колонии подчинилась пришельцу без единого жеста неудовольствия.
Импературствующая дама сразу преобразилась в робкую покорную девушку. Она задергала хвостом и затрепетала крыльями именно так, как это делает застенчивая галочка-невеста.
Уже через час после появления незнакомца эти двое были едины во всех своих поступках и желаниях. Они вели себя в точности, как давнишняя супружеская пара».
Не правда ли поучительная история из жизни галок. Невольно позавидуешь таким галочьим чувствам.
У гермафродитов, животных стоящих на лестнице эволюции ещё ниже чем птицы учёные пока не нашли любви или чувств на неё похожие.
Но возможно это только пока, ведь как писал Чарльз Дарвин: «Тем не менее, есть основание думать, что и у всех гермафродитов две особи обычно или изредка совместно участвуют в воспроизведении.
Это воззрение, хотя и под некоторым сомнением, было уже давно высказано Шпренгелем (Sprengel), Найтом (Knight) и Кельрейтером (Kolreuter).
Среди водных животных встречаются многочисленные самооплодотворяющиеся гермафродиты, но здесь течение воды представляет очевидное преимущество для наступающего по временам скрещивания.
