Сильный порыв ветра тут же вывернул зонт наизнанку и угостил инспектора холодным мелким дождём, швырнув капли прямо в лицо. Но этого ему показалось мало, и вопреки всем законам физики он отправил щедрую порцию воды ещё и за шиворот. Дождь, начавшийся в октябре, лил практически не переставая всю зиму и весну, и вот теперь, несмотря на конец мая, люди зябко кутались в пальто. Дождь, дождь, дождь…
– Твою мать! Нашли когда убивать, козлы! – инспектор Эсс поднял воротник плаща, и, согнувшись, побежал трусцой к ближайшему дому.
Гросс Эсс был высоким, видным, а сказать точнее, толстоватым мужчиной, носившим костюмы пятьдесят восьмого размера. Аккуратные, со свежим маникюром руки – предмет зависти многих женщин, породистое семитское лицо с правильными чертами. Было ему далеко за сорок. Служба в полиции, к которой он в принципе никогда не стремился (жизнь заставила), в последнее время превратилась в каждодневный кошмар, мрачный тёмный туннель с маленькими, но легко убивающими остатки настроения пытками вроде необходимости вот так каждый раз выползать под чёртов дождь. В конце туннеля, правда, ярко светило солнце в виде долгожданной пенсии через полгода, бесконечно долгие проклятые полгода. «Идти в полицию – это, конечно, идиотизм, но бросать работу незадолго до пенсии – это верх идиотизма», – говорил он.
Работал Эсс инспектором в отделе убийств, страсть к которым росла у населения с каждым годом. Планку лидерства держали бытовые преступления, совершаемые, как правило, близкими друзьями или родственниками, чаще наркоманами, получившими отказ в очередной денежной субсидии. Иногда среди пойманных преступников встречались респектабельные супруги, действующие в сговоре с детьми, или работающие в гордом одиночестве.
– Всем привет, – хмуро поздоровался Гросс, входя в дом убитого, где, как и положено, скопилось полно людей, большая часть которых не знала, чем себя занять. Они шлялись по дому, толпились в гостиной, всё хватали, везде оставляли следы. Настоящий кошмар для экспертов.
– Вам только выпивки не хватает и баб в дорогих тряпках, а так вылитый светский раут, – продолжил он после того, как все официальные лица ответили на его приветствие. – Как дела, задницы?
– Сам ты задница, – огрызнулся дежурный следователь. Он недолюбливал Эсса.
– Ну, я по паспорту задница, а вот для тебя это призвание.
– Не связывайся с ним, Фил. Он даже не заметит, как проглотит тебя со всеми потрохами, – вмешался криминалист.
Эсс и бровью не повёл.
– Что тут у нас?
– Убийство, – ответил один из полицейских.
– Понятно, что не пикник с девочками.
– Рой Краммер. Компьютерщик. Решил в последний раз пораскинуть мозгами, – Фил заржал, вдохновлённый собственной шуткой.
Инспектор поморщился.
– Ему разнесло голову. Стреляли через окно. Убийца предварительно заклеил его скотчем, так что звука бьющегося стекла никто не слышал. Гильзу мы не нашли. Скорее всего, забрал с собой. Пули, кстати, тоже нет. Работа чистая. Пять баллов минимум, а то и особое мнение коллектива. Похоже на заказное, – доложил криминалист.
– Что нам известно?
– Покойному тридцать восемь лет. Тихая домашняя мышь. Не был, не привлекался, не участвовал. Сидел себе спокойно и занимался единицами и ноликами. Работал на какую-то фирму. Не шиковал. Врагов не имел. В порочащих связях… ну и так далее, – отрапортовал Фил.
– Что говорят соседи?
– Ещё не опрашивали. Мы пока здесь…
– Ладно, соседями сам займусь. Взбрело же кому-то в голову пострелять в такую мерзкую погоду!
Инспектор заблаговременно поднял воротник плаща. На этот раз ветер оказался сильнее спиц, и зонтик пришёл в полную негодность.
Район выглядел спокойным, тихим. Небольшие однотипные коттеджи, выкошенные газоны, горшки с геранью на крылечках.
Звонить в дверь соседского дома пришлось целую вечность, пока в приоткрывшуюся дверь не выглянуло настороженное старческое лицо.
– Полиция, откройте.
Бабуля захлопнула дверь, пару раз прошкрябала цепочкой и медленно отворила дверь снова. Инспектор, не дожидаясь приглашения, отодвинул старуху в сторону и прошёл в дом. В нос ударил запах пригорелого протухшего жира и застоялой мочи. К горлу инспектора подкатила дурнота.
«Спокойно», – сказал он себе и повернулся к бабуле. Тошнота усилилась. На сморщенной, как старческая мошонка в лютый мороз, физиономии выделялись бегающие глазки, под которыми бесформенным наростом бугрился нос. Из беззубого рта воняло помойкой. Старуха тряслась мелкой дрожью и подозрительно смотрела на инспектора. Одета она была в грязное рваное тряпьё.
С трудом преодолевая отвращение, Эсс задал несколько вопросов. Разумеется, она ничего не видела и не слышала. Гораздо больше бабку интересовали воспоминания о далёкой юности. Инспектор не стал дослушивать увлекательную историю про любимого кота, почившего лет пятьдесят назад, и пулей вылетел на свежий воздух.
– Оказывается, есть дерьмо и покруче погоды! – пробормотал он, затягиваясь спасительной сигаретой во все лёгкие.
В другом доме ему открыла прыщавая пигалица лет пятнадцати. Она заметно нервничала, непрерывно теребила подол юбки и кусала губы.
– Полиция. Надо задать пару вопросов.
Соплячка. Накурилась травки и теперь боится, как бы злой дядя чего не заметил. От слова «полиция» готова обделаться.
Инспектор вошёл в дом. На диване скукожившийся, словно весенняя картошка, лежал бойфренд в состоянии полной отключки.
– С ним всё в порядке? – спросил девчушку инспектор.
В ответ она попыталась пролепетать что-то об усталости и здоровом сне, но инспектор оборвал её на полуслове.
– У тебя травой на весь квартал прёт, и рожа работы неизвестного авангардиста, так что не надо мне баки забивать. Я к тебе не за этим. Плевать мне на твой моральный облик. Ответишь на вопросы, и я пойду. Постарайся сделать так, чтобы этот придурок подох не на твоём диване. Мне и одного трупа в вашем квартале достаточно.
При слове «труп» её до сих пор непрерывно бегающие глаза наконец-то сфокусировались на лице полицейского. Девчонка вытаращилась и прикрыла рот ладошкой.
Само собой, детки тоже ничего не слышали. Им было не до того. Всем не до того. Хоть на театральной сцене во время аншлага режь человека живьём – у всех найдутся дела поважнее.
