Ночь. Вернее не ночь, а темнота. Всепоглощающая и пленяющая. Непонятно где верх, где низ. Все крутится и не крутится одновременно. Я не пойму где я и что происходит. Полная невесомость и необъяснимая тяжесть. Меня куда-то несет, причем несет с огромной скоростью. Но куда? Не пойму. Вперед? Назад? Вверх? Вниз? Не понимаю. Голова болит. Легкие сдавлены. Не вдохнуть, не выдохнуть. И вдруг, где-то очень далеко впереди, появилась светящаяся точка. Что это за точка? Меня несет прямо к ней. Я чувствую страх. Нет. Не страх. Ужас. Я пытаюсь как-то изменить свое движение, но чем больше я сопротивляюсь, тем быстрее лечу к ней. Меня накрывает паника. Я не хочу к ней. Я пытаюсь сопротивляться, но барахтаюсь как котенок, брошенный в бурный речной поток. Я кричу. Нет, кричать не получается. Я просто открываю рот. Точка все ближе. Она неизбежна. Я махаю руками и судорожно пытаюсь ухватиться за пустоту. Все бесполезно. Я выдыхаюсь и отпускаю ситуацию. Я успокаиваюсь и смиряюсь с неизбежным. Полет замедляется. И вот точка уже совсем близко. Это свет в конце тоннеля. Не может быть? Неужели все это правда? Я подлетаю к свету и вдруг резкий поворот. Снова ночь. Нет не ночь, а темнота…
– Привет.
– Привет.
– Ты кто?
– Не знаю. А ты кто?
– Миша. А откуда ты?
– Не знаю. А ты?
– Я из Ростова.
– А это где?
– В России.
– А Россия где?
– Там.
– Где там?
– В старом мире.
– А мы где? В новом?
– Нет. Я бы сказал, что в ином. Да и судя по тому, кто здесь живет, этот мир гораздо старше нашего.
Только теперь я немного пришел в себя. Я нашел себя лежащим на сыром каменном полу, скрючившись в позе эмбриона. Передо мной на корточках сидел человек, назвавший себя Мишей. Он был полностью голым, и хоть в комнате, как я заметил краем глаза, были и женщины, он никак не стеснялся своей наготы. Его тело источало пар, как будто он только что вышел из бани, на лице виднелась легкая испарина, а волосы были влажными и прилипали ко лбу. Запястья рук были окровавлены, и из них постоянно сочилась кровь.
– Не переживай ты так. Первые полгода я тоже не мог вспомнить кто я и откуда.
– Полгода? А сколько ты здесь всего?
– Почти десять лет.
– Боже мой…
– Тише. Тише. Здесь это имя произносить не стоит. Потом поймешь почему.
Я привстал, и опершись на каменную скамейку, поднялся. Окинув взглядом комнату, я попытался понять, куда попал. Каменные стены возносились высоко вверх. Свод комнаты черным саванном давил на глаза. Понять высоту потолков не получилось. Стены были сырыми и поросшими мхом. По ним ползали тараканы и всяческие жучки да паучки. Окон не было, вернее, было несколько крошечных зарешеченных дыр высоко под потолком. Через них в комнату просачивался тусклый свет. На дальней стене была одна огромная железная дверь. В полумраке мой взгляд выхватил силуэты нескольких людей. Вернее даже не людей. Это были покойники. Все. Здесь была женщина с синюшней кожей, мужчина, держащий свою отрубленную голову в руках, и так далее и тому подобное.
– Так я…
Не договорил я не, потому что меня кто-то остановил, а потому что заметил, как из моего рта выходит дым.
– Что за…
То же самое. Как только я открывал рот, из него тут же начинал валить густой табачный дым.
– Не удивляйся ты так. – Ухмыльнулся Миша. – Тебе еще повезло. Вот тут одна утопленница есть, так та вообще говорить не может. Откроет рот, а из него вода льется. Она здесь уже лет пять, а вода все не заканчивается. Так вот она и булькает. Буль, да Буль и больше ничего.
– Да. Что-что, а успокаивать ты не умеешь.
– Ничего привыкнешь. У меня вот, например кровь из вен тоже льется без остановок. И откуда она только берется? Я здесь уже всех ею забрызгал, за это меня и не любят.
– Ты что себе вены вскрыл?
– Ага. Жить стало как-то тошно, вот и решился. Если бы знал, что сюда попаду, то не в жизнь не решился, но теперь-то уж поздно о чем-то жалеть. – Пожав плечами и присев ко мне на скамейку, прошептал Миша. – У меня и на Земле друзей-то не было, вот поэтому вены и вскрыл, а здесь от меня тоже все отвернулись. Уходи, говорят, и без тебя тошно. Хоть ты меня не гони, а? Я тебе пригожусь. Ну, хотя бы пока ты все не вспомнишь?
– Ладно, договорились. Так мы значит, в аду и ждем суда?
– Нет. Конечно, нет. Во-первых, суд уже прошел, а во-вторых, мы еще не в аду.
– А где тогда?
– Где-то между. Я за эти десять лет, что провел здесь, так и не понял, где нахожусь, но точно знаю, что здесь мы ждем нашего наказания.
– Наказания? А за что? Я ведь вроде особо не грешил, а может и грешил, не помню.
– То-то же.
– Но даже если так, то почему нас здесь так долго держат?
– Не знаю. У них тут такая бюрократия, что нашим и не снилось. Я считаю, что вообще наши бюрократы, здесь должности по блату получают и из-за этого мы простые смертные вынуждены сидеть здесь годами и томиться в ожидании толи чуда, толи нет.
Наш разговор прервал скрип большой железной двери. Она громко щелкнула и начала медленно, с ужасным и непереносимым скрипом, открываться.
– С ума сойти. – Завороженно прошептал Миша. – Неужели о нас вспомнили? Впервые за десять лет, я вижу, как она открывается.
Дверь открывалась долго. Все обитатели комнаты начали скапливаться в самом дальнем углу, прячась, друг за друга. Страх того, что откроется за дверью, перебарывал страх остаться здесь еще на несколько лет. Открывшись, дверь, наполнила комнату тусклым кроваво-красным светом и какофонией стонов извне. «Наверное, это грешники стонут» – подумалось мне, но я ошибался. В проеме двери появился небольшого роста черт. Его копыта пританцовывали в такт стону. Бородка развивалась на сквозняке, а на рогах были повязаны алые ленты. На плече черт держал огромный магнитофон, из которого и доносился стон грешников.
