– Можешь начинать.
– Знать бы еще с чего.
– Звучит банально, но… Попробуй с начала.
– От самого рождения?
– А ты помнишь? Нет? Тогда с того, как тебя сюда занесло. Или чуть раньше.
– Или не чуть. Ладно, слушай. Жила-была девочка Маша…
– Стоп. Я у тебя спросить хотел, как из Маррии получается Маша? А Машенька?
– Дома я была Мария.
– Мария, Ма’ррия. Это понятно. Звучание близкое. Но Маша как?
– У нас имена по-другому сокращаются, не так как здесь. Из моего еще и Маня получается и Маруся, и Муся, и Мура.
– Оригинально. У вас принцип образования имен специфический. А Машенька?
– Это, как бы, если ласково, а если грубо или для друзей, то Машка.
– Еще интересней. Грубо или для друзей. И как это совмещается?
– Нормально совмещается. На друзей не обижаются.
– Совсем?
– За имя.
– Ладно, почти понял. Маша, Машенька, Машка, мне так можно? Не обижаешься?
– Можно. Но лучше, как было. Мне больше нравится то, которое ты придумал.
– Мне тоже. Оно тебе подходит. Рассказывай.
– Рассказываю. Итак, жила-была я…
– Снова стоп. Ты и сейчас есть и живешь. Так?
– Ну, знаешь ли! Я тебе покрасивее рассказать пытаюсь. А ты…
– Это не «покрасивее». Это так, словно тебя давно нет. Но ты же есть. Ты есть?
– Я – есть! Не хочешь «покрасивее», будет, как получится.
ГЛАВА 1 – Про сон, платье и озеро
На то, что поиски смысла моей жизни в тот день успехом не увенчаются, намекала даже природа. Тягучая серая морось не желала ни прекращаться, ни становиться полноценным дождем. Мне нравятся дожди. И теплые летние, и проливные осенние. Но безобразие, творившееся сейчас за окном, лишь нагоняло тоску. Она была повсюду: в полутемной комнате, в размытых красках улицы, в мыслях и настроении. А ведь с утра все было по-другому.
Проснулась я с ощущением сказки. Это трудно объяснить словами. Сумасшедший коктейль из легкости полета, ожидания чуда, уверенности, что все будет хорошо, и легкой грусти. Для себя я определяла это именно так – ощущение сказки. Оно всегда появлялось после моего Сна. Да, вот так, с большой буквы. Простые сны я обычно почти не помнила. Этот же – в мельчайших подробностях, в оттенках и запахах. А вот когда он приснился первый раз, не помню. Кажется, что мой Сон родился, живет и растет вместе со мной.
Я вижу одно и то же место. Поляна с невероятными цветами, наяву я таких никогда не встречала. Где-то рядом шумит река, ее только слышу, но уверена, что это река. Достаточно широкая дорога огибает полянку и стремится к бело-синим горам. Сами горы в пушистых шапках из облаков будто бы совсем рядом, но точно знаю, что они бесконечно далеко. И Он. Я не знаю, кто он, ни разу не видела Его лица. Я знаю лишь то, что Он – единственный, кто нужен мне в жизни, что без Него этой самой жизни для меня просто нет. А Он идет по дороге к невозможно далеким горам. Я бегу за ним, зову, кричу: «Обернись!». Он замедляет шаг и… И я просыпаюсь.
Пытаться заснуть обратно бесполезно. Сон тает в рассветных лучах солнца, он всегда приходит только под утро. А мне остается ощущение сказки, грусть и ожидание следующего раза.
Почему мой Сон повторяется снова и снова, почему я так жду его – не знаю. Появлялась как-то мысль выяснить у психологов, что это значит. Но быстро поняла – не хочу. И боюсь. Очень боюсь потерять все, что чувствую после него. Почти так же сильно, как хочу, чтобы Он обернулся, и боюсь, что Он все-таки обернется.
В тот день помимо привычных ощущений Сон развернул мои мысли в непривычное русло. А может причиной тому стало совсем близкое, просто уже завтрашнее замужество. Или все вместе. В результате, уставившись в серую пелену за окном, сидела в обнимку с большой чашкой кофе и сигаретой и размышляла о смысле жизни. Конкретной моей жизни. Выводы получались неутешительные. К моим двадцати восьми уже почти прожитым годам добиться чего-либо существенного не удалось.
Детское желание стать врачом мгновенно перекочевало в разряд несбыточных при попытке полистать «Анатомический атлас». Честно утащенная из шикарной библиотеки Зинкиного дедушки книга нокаутировала меня первыми же наугад открытыми страницами. Оказалось, что я совершенно не переношу вид человеческого тела с его, так сказать, внутренней стороны. Даже на картинках. Едва взглянув на красочное изображение чего-то из органов, плавно съехала в обморок и даже не пискнула на прощанье. Доктора на такую специфическую патологию только руками развели. Теми же самыми, какими потом на меня с ней махнули после нескольких бесплодных попыток примирить мою физиологию с анатомией живых организмов. Выписали справку-освобождение от школьных уроков подобной направленности, пообещали описать мой уникальный случай в умных журналах и сослали в неизлечимые.
Распрощавшись с мечтами о медицине, благополучно отучилась в педагогическом, в школу по специальности устроиться не смогла и мирно работала в детском саду. Работа мне нравилась. Кроме одного «но». Прожить на зарплату воспитателя без дополнительного дохода оказалось не очень реально. Поэтому приходилось подрабатывать в магазине и писать курсовые и дипломные работы для новых студентов собственной альма-матер. Эта часть работы, особенно магазинная, мне нравилась намного меньше, но позволяла более-менее достойно обеспечивать себя, а со «студенческих» доходов удавалось еще и побаловаться чем-нибудь не глобально требующимся.
Честно говоря, карьера получилась так себе и расти в ближайшее время явно не собиралась. В принципе, ситуация стандартная для большинства небольших провинциальных городов, но меня это почему-то не утешало. Бросить все и отправиться покорять большие города мне не хватало храбрости. Откровенно трусила ехать в неизвестность без знакомых, связей, денег. Семья меня всецело в этом поддерживала. Стоило лишь заикнуться о возможности переезда, как родственники в один голос начинали вещать об ужасах и кошмарах, подстерегающих беззащитных девушек в… А неважно где, но стоит им лишь отдалиться от отчего дома на расстояние, превышающее маршрут городского автобуса и… Так что из родного города я не рыпалась, воспитывала малышню, сидела на кассе и очередной раз заканчивала свой институт.