Гала Узрютова - Обернулся, а там – лес

Обернулся, а там – лес
Название: Обернулся, а там – лес
Автор:
Жанры: Современная русская литература | Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2016
О чем книга "Обернулся, а там – лес"

Гала Узрютова родилась в 1983 году в Ульяновске, окончила Ульяновский госуниверситет. Финалист российско-итальянской литературной премии «Радуга—2015», дипломант Волошинского конкурса – 2014, лонглистер премии «Дебют» («Литература для детей», «Малая проза»). Читки пьес были представлены в Театре.doc, Центре им. Мейерхольда. Стихи переводились на немецкий язык, проза – на итальянский.

Премия Русского Гулливера учреждена в 2014 году Центром современной литературы, издательским проектом «Русский Гулливер» и мультимедийным журналом «Гвидеон». С рукописью книги стихотворений «Обернулся, а там – лес» Гала Узрютова вошла в шорт-лист основной номинации («поэтическая рукопись») и стала лауреатом в номинации «специальная премия издательского проекта».

Бесплатно читать онлайн Обернулся, а там – лес


Рыбное яблоко

*

Читая стихи Галы Узрютовой, я ловлю себя на мысли, что понимаю, для чего они написаны. Стихи могут быть виртуозны, прекрасно оркестрованы, пронизаны чувствами и смыслами – и при этом никак не соприкасаться с душой читателя. Озноб, беспричинная радость, удивление – эти детские чувства передаются тебе потому, что их испытал сам автор. Гала Узрютова передает опыт, возникший в момент написания текста. Пусть этот момент готовился годами, но само открытие и трансформация слов в чудо происходит на наших глазах.

Небольшие по объему, но необычайно емкие стихотворения похожи иногда на карандашные наброски или на импровизации на неведомом музыкальном инструменте. То ли флейта, то ли скрипка. Гибрид флейты и скрипки. Это не лирическая поэзия, утверждающая уникальность личного существования. Мы имеем дело с какой-то более древней формой творчества. Песня, заговор, мольба, молитва. Не стилизация, не имитация, а именно воссоздание жанра из материала сегодняшнего дня. Гала уходит в лес, слушает там песни леса и потом возвращается назад. Место возвращения не определено. Испания? Португалия? Аэропорт Хельсинки? Симбирск? Сестрорецк? Автор постоянно находится в своем мире и по существу никогда его не покидает. Она в нем родилась (выдумать такие вещи невозможно) и теперь этот мир обустраивает. С небывалой серьезностью. Самоотверженно. Прилежно.

Нелинейность образов Галы Узрютовой может отсылать к поволжскому фольклору, а может и не отсылать. Нечто этническое и даже колдовское проступает сквозь ее тексты, но не нарочито. В данном случае совершенно неважно, какое знание за этим стоит: книжное или интуитивное. Я догадываюсь, что она много читала и читает. Но она не форсирует культуру, не играет с ней, не выпячивает ее. Ей хватает собственной интонации, вбирающей опыт предшественников, но выносящий его за скобки. На второй план. Интонация – ключевое слово для понимания поэтики Галы Узрютовой. Чистота интонации. Четкость плача. Узнаваемость голоса.

Узрютова – один из самых «безумных» поэтов в своем поколении. К счастью, это «контролируемое безумие». Оно не только находится в поисках гармонии, оно ее практически обрело. Образный строй стихов Узрютовой не умозрителен, а физиологичен. То, о чем говорит, она «прочувствовала на своей шкуре» и смогла облечь в слова. Физиология бормотания незаметно прокладывает дорожку через душевность в духовность, смешивает их, меняет местами. Это языческая практика. Отмена иерархий и масштабных линеек. Точкой отсчета может стать детство, первая любовь или страшная беда. Гала Узрютова начинает строить свою поэтику с некоторого предполагаемого нуля, опираясь на свое отчаяние и счастье. Многочисленные посвящения поэтам-современникам в книге говорят скорее о том, что она любит поэзию и умеет быть благодарной тем, кто живет и пишет в настоящее время. Такое могут позволить себе только состоявшиеся поэты и сильные люди.

Вадим Месяц

В лес

«нетрог нетрог его, поле сытое…»

нетрог нетрог его, поле сытое
трава идет с ним по локоток
видно макушку – не слышно ног
же море, же соль, жернова
перемалывают ласточек на
черное и белое
нетрог же ласточек
что ему делать
с твоим лицом в окне
если ты смотришь в комнату, а не вне
если родился в этой, не стой в той стороне
снег как замерзший свет
крошится не на всех
имени его нет – же море, же близко, же соль, жениться
ему только с травой

«из всех других ты почему-то…»

из всех других ты почему-то это яблоко спасал
яблоки загодя будут истоптаны, под ноги бросят сочить,
светом измятое рыбное яблоко в гавани станет входить,
морем мироточить.
лица уже сдобны, как на масленицу. в это стрелять или в то
яблоко, что не стоит, а покатится. конница давит вино,
нет на кресте никого.
в снег оживают из мякоти косточки и заплывают за дно

«с подветренной стороны затишок нашли…»

А что бы со всеми нами сталось, кто всех
из месяца в месяц, вот
так, из года в год, –
если не вечное эхо –
не этих вод?
Сергей Морейно
с подветренной стороны затишок нашли
затишок нашли
окромя него туда все срыбились
срыбились
из-под воды ноги его видны
сваями растут сваями
лето хотели в тиши сидеть да сзимились
ноженьки, где вы ноженьки
преломите ледень, преломите
в затишок нетронутый приходите

«языки запоминаются в детстве…»

Так мало осталось того, что по-прежнему бы
меня занимало [интересовало].
Возможно само это малое [маленькое]
[сама эта малость]
одно [одна] только и занимает меня
измерением ее [его] параметров [периметров]
я занята [занят] целый день [целыми днями].
Гали-Дана Зингер
языки запоминаются в детстве
когда свет комнатен и протяжен
когда за пунктиром забора
нет стола и нет стульев,
а есть – одна сплошная поземка
но ландыши на белом не белы
они, как и все сосны, проточны
у кого длинны руки – собирает вишню
у кого винограден голос – ведет остальных через мост
у того зимен отец – кто безлетен
языки забываются в детстве
но их гул еще пчелен все лето
в метели из окна и обеда
языком немеют мне или не мне
ко мне или ото мне
обо дне об одном дне – не об этом

«катится-катится голубой вагон…»

катится-катится голубой вагон
в каком Бог – он
и сам вагон – и катится он
завернет за угол – видно начало
в начале был вагон – а потом и весь он
рельсы-рельсы перетоптали – в обе стороны – еще и в третью
в каждом вагоне – по человеку, если идти от головы поезда,
и по три человека – если считать с хвоста

«с берега-берега гром гребет…»

с берега-берега гром гребет, плотник в поту собирает плот.
беден, как рыба, его живот. люди живут не к нему, а от.
катится-катится, как игра, топот превыпуклого бревна.
по локоток ты уже застиг. бархатен день – шубунит старик.
ссорится-ссорится сор в избе, и начинает окно шмелеть.
что не растаяло – то все ледь. из винограда забросил сеть.
в детской из ели его узде не вынимает плечей по плеть —
деть тебя или не деть

«и такая настала вокруг спина…»

цельный снег
в тишине отражался, как сумасшедшие – след
в след
Хендрик Джексон (перевод Алексея Парщикова)
и такая настала вокруг спина,
что стояла из трех ни одна
ледяное яйцо с красно ярким желтком
так при тридцать семи закипает, что стекает
стеклом этот жар в скорлупе – стеклодувы его раздувают.
раз и два, раз и два – раз на выдох, а шорох на вдохе.
выходи ты одна из вспотевшего льда,
раз желтком ничего не выходит
через десять минут не растает яйцо,
                                      из какого бы льда ни рождалось
урожай соберет ярко-красное дно,
                                             куда все это лето стекалось.
через десять минут не растает яйцо,
                                      из какого бы льда ни рождалось.
ты же знаешь, что это яйцо изо льда —
                                       скорлупа его только взрывалась

С этой книгой читают
«Я тот еще тип. Я как маленькая страна, у которой есть свои обычаи и традиции. Страна Саша». Саша, разве ты в свои шестнадцать еще не узнал, что так – у каждого? И обычаи-традиции у других людей-стран бывают удивительными, а то и вовсе – странными. Например, у Жени – ты же в нее вот-вот влюбишься, верно?..Одно-единственное лето, короткое, как легкомысленный поп-хит, и такое же незабываемое, превращает мальчика Сашу в юношу. Сначала исчезают вещи,
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
«В какой-то момент, когда стало чуть полегче, он вдруг понял, что похож на курицу, которая, склоняясь над деревянным корытцем и вытягивая шею, погружает клюв в воду, а глотнув, обязательно потом запрокидывает головку назад, устремляя красновато-оранжевые глазки в небо. Так подсказала ему память детства, когда он приезжал в село к бабушке и дедушке, пока они были живы, и по их просторному двору вольготно расхаживали пеструшки – в Киеве на асфальте
У каждого человека есть прошлое и парадокс заключается в том, что чем дольше живёт человек, тем ближе становится для него это самое прошлое, он с любовью и нежностью вспоминает своё детство, свою юность, всё то, что так неумолимо исчезает и растворяется в дымке времени…
Герои романа “Снежная королева” – братья Баррет и Тайлер, истинные жители богемного Нью-Йорка, одинокие и ранимые, не готовые мириться с утратами, в вечном поиске смысла жизни и своего призвания. Они так и остались детьми – словно герои сказки Андерсена, они блуждают в бесконечном лабиринте, пытаясь спасти себя и близких, никого не предать и не замерзнуть. Особая роль в повествовании у города, похожего одновременно на лавку старьевщика и неизведа
Шарль Бодлер (1821–1867) – величайший французский поэт, автор «Цветов зла», enfant terrible, человек, подведший черту под эпохой Просвещения и открывший своим творчеством век модернизма, самый влиятельный французский литератор XIX века, чьими открытиями пользовались поэты и писатели по всему миру, в том числе и в России – весь Серебряный век, – был не только поэтом, но и тонким прозаиком.Однако проза Бодлера мало известна русскому читателю. Между
Мои стихи – это беседа, беседа с самим собой. Они иногда бывают наивные, иногда грустные, где-то веселые, но они все написаны от сердца и прожиты душой. В этих стихах я проведу вас по событиям моей жизни. Я надеюсь, что у меня получится отвлечь вас от повседневных проблем и напомнить о том, что действительно важно.
В сборник вошли лучшие стихотворения поэтессы, написанные в разные годы.