– Сынок, – мама осторожно заглядывает в комнату, – ты готов?
– Да, осталось только галстук завязать, – киваю в ответ и снова перевожу взгляд на свое отражение в зеркале.
Но мама не уходит и мнется на пороге. Я ее очень люблю, но эта гиперопека откровенно говоря достала. Да, я понимаю, что после всего случившегося наша и, в частности, моя жизнь уже не будут прежними. И что ей попросту страшно за меня, я тоже понимаю. Хотя последнее время только и делаю, что успокаиваю ее. Но сколько можно? Неужели нельзя просто сделать вид, что все в относительном порядке?
– Давай, помогу, – мама видит, как я нервно дергаю галстук, который все никак не хотел завязываться нормальным узлом.
В ее руках кусок полосатой ткани мгновенно принимает должный вид, но она не спешит отпустить меня. То и дело смахивает невидимые пылинки с пиджака, попутно перемещаясь к моим волосам и обратно.
– Мам, что не так? – не выдерживаю и перехватываю ее ладонь. – Твое беспокойство очень ощутимо. И оно начинает передаваться мне.
– Ты уверен в своем решении? – озвучивает она то, что держит ее в напряжении последнее время.
– Да.
– Аарон, милый, тебе необязательно…
– Нет, обязательно.
– Почему это для тебя так принципиально? Почему ты не хочешь продолжить обучение дома?
– А почему я должен соглашаться на это? – Вот и все. Настроение летит к чертям и мне даже кажется, что галстук превращается в удавку, которая намеренно сжимается вокруг горла. – Лишь бы тебе было спокойно от того, что я сижу в четырех стенах без права на свободу?
– Господи, Аарон, что ты такое говоришь! – Восклицает мама и сжимает губы в тонкую линию, при этом покрываясь багровыми пятнами на лице. Нервничает. Злится. – Ты волен передвигаться так, как тебе это удобно.
– Да, да, но почему-то, как только я собираюсь выйти из дома, рядом оказываешься либо ты, либо охранник. Думаешь, я совсем тупой и ничего не понимаю?
– Да пойми же ты, – она срывается на крик, – я же беспокоюсь о тебе! Это все ради твоего блага! Слишком мало времени прошло после…того случая. Еще меньше с твоей последней попытки оставить нас. Я боюсь, что ты выйдешь за эту дверь и больше не вернешься.
Она замолкает и отводит глаза, в которых появились слезы. И мне тошно от этого. Тошно от самого себя. Сам ведь довел ее до такого состояния и теперь не знаю, как скинуть ярлыки, которыми меня успели обвесить все вокруг.
– Мама, прости. – Делаю вдох и тянусь к ней. – Я виноват.
– Нет, милый, нет. – Она тоже старается взять себя в руки. – Может быть, ты прав и пора научиться доверять тебе. Но моему материнскому сердцу становится больно от одной мысли, что тебя могут обидеть. А ты даже не сможешь постоять за себя. Ты ведь уже не тот Аарон Аллен, которого все знали. И люди… они ведь чувствуют, когда их соперники становятся слабыми. Их жестокость может не знать границ.
Я знаю, о чем она говорит. И все это время морально готовился к подобному сценарию. Да, я уже не тот, кем был. Не глава баскетбольной команды, не первый красавчик класса, не заводила шумных вечеринок. Теперь я прикован к инвалидному креслу и стая шакалов уже на низком старте, чтобы занять мое место в обществе. Но побывав под мириадами капельниц и почти перешагнув за грань, начинаешь смотреть на мир уже иначе. Прежние атрибуты жизни кажутся бесполезными. Кубки, деньги, тачки… Вообще все потеряло смысл. И хочется просто не сойти с ума от резкой смены уклада своего существования.
– Мне необходим этот свежий глоток воздуха, – сглатываю и укладываю руки на металлические дуги колес, – мне нужны мои друзья. Старые, если не побоятся остаться рядом. Или новые, кто решится познакомиться. Я не хочу чувствовать себя изгоем, уродом и балластом. Я хочу вернуть хоть капельку того, что было раньше.
– Аарон, – мама вздыхает, – что мне с тобой делать?
– Принять таким, каким я стал.
– Я приняла. Давно.
– Нет, – качаю головой и отъезжаю в сторону,– ты делаешь вид. И это огромная разница. Да, один из твоих сыновей стал сломанной игрушкой, которую не починить. Да, больше не будет красивых семейных фотографий. И да, я превратился в вечно злого человека, которого достала эта притворная жалость. Не можешь смириться, что я такой? Подожди приезда Джейсона и ты снова почувствуешь себя мамой нормального парня, который сворачивает горы на своем пути, а не наседкой для инвалида.
Я намеренно делаю ей больно. Потому что такое настроение. Потому что меня реально достало все вокруг и приезд брата только подливает масла в огонь. А еще банально переживаю из-за первого дня учебы и вместо поддержки снова слышу одно и то же.
Не надо. Не стоит. Может, домашняя программа?
В меня перестали верить. А эта опека все больше и больше смахивала на простое желание упрятать меня от посторонних глаз. На всякий случай. Мало ли что мне взбредет в голову, верно?
– Поступай, как знаешь, – выдает мама после затянувшегося молчания. Она уже научилась не обращать внимания на мои перепады настроения. Вряд ли сама до этого дошла, скорее всего, помог наш семейный психолог.– Я попрошу водителя подать машину.
– Спасибо.
Вот и все. Шаг сделан и назад дороги нет. И я очень надеюсь, что сегодняшний день хотя бы чуть- чуть возродит во мне что-то былое, хорошее. А не угробит все под корень.
Выруливаю из комнаты и нажимаю на кнопку подъемного устройства, которым в рекордные сроки обзавелся наш дом. Что сказать, теперь все вокруг было подстроено под мое удобство. Но вместе с этим, в доме больше не проводились мероприятия. Как будто всякие приспособления для инвалидов могли расстроить гостей и испортить праздник. Как будто я сам стал грязным вкраплением в семейном бриллианте, которое никак не удалишь. И из-за этого, стоимость камня падала все ниже и ниже.
– Сделай еще круг, пожалуйста, – с шумом вдыхаю воздух и в сотый раз вытираю вспотевшие ладони об брюки.
Вся моя уверенность сдулась, как воздушный шарик сразу же, как только машина завернула за угол, и показались стены колледжа. Кстати, это был уже пятый круг, который мы наворачиваем рядом с ним, но мое сердце вообще не стремилось утихомириться. Черт, если бы кто-то раньше мне сказал, что я буду чего-то бояться… Я бы рассмеялся тому человеку в лицо и, может быть, даже плюнул. Потому что Аарон Аллен никогда и ничего не боялся. Но, оказывается, это было в прошлой жизни. А сейчас меня знатно потряхивало от напряжения.
– Сэр, может быть вас отвезти в другое место? – слышится голос водителя.
– Нет, – качаю головой, – не стоит. Еще круг и останавливаемся.
Благо Билл понимает все с первого раза и следует моим указаниям. Хороший мужик. Один из немногих, который смотрит на меня без *бучей жалости. Иногда пару часов разговоров с ним действовали на меня лучше, чем дорогостоящие сеансы психотерапии нашего семейного психолога. Потому что там мне втирали о том, что жизнь по-прежнему прекрасна и что чудо подстерегает нас на каждом шагу. А Билл говорил болезненную правду, где я не проснусь однажды исцеленным и не побегу навстречу радужному будущему. Но в моих руках есть ресурсы, которые позволяют сделать так, чтобы все вокруг было не таким дерьмовым, каким казалось вначале. Особенно в тот момент, когда я пришел в себя и меня огорошили новостью об инвалидности.
