Холодное, морозное утро. Не люблю собираться куда-то в такую погоду. Собираю волосы в небрежный пучок, быстро крашусь…
– Готово, – говорю я отражению в зеркале и спешу на выход.
Меня зовут Адель Уилсон, мне 15 и я больна. Кажется, именно так пишут в грустных книжках.
Шучу.
Я действительно больна, но не редкой неизлечимой болезнью, нет. Я – нелюбимый ребенок.
С моим рождением в семье все изменилось. Сколько помню себя, мама была холодна, как лед, язвительно комментируя каждый мой шаг, а отец… Он всегда был немного отстранен, но нежен ко мне, и от того лишь сильнее я ощущала нелюбовь матери.
Я направилась в сторону школы. В голове калейдоскопом мелькали мысли… Если бы я исчезла из их жизни, то всем было бы только легче… А папа? Наверное, ему будет тяжело. Но у него есть Мелисса, моя сестра, так ведь?
– Милая, чего грустишь?
Вопрос, заданный Марком, вихрем ворвался в мои размышления и рассыпал их, словно карточный домик.
– Да ничего, как обычно, учёба не дает жить.
Он был недоволен моим ответом, его глаза-льдинки посмотрели на меня с укором.
– Стоит ли так расстраиваться из-за школы? Знаешь же, что мы с тобой поженимся, ты родишь мне кучу милых, зеленоглазых детишек, и мы будем счастливы.
Я улыбнулась. Наивный.
– Еще чего, может мне еще и любить тебя до старости?
– А как же, только так и никак больше, – улыбнулся он в ответ.
Нас не связывают романтические отношения. Он не уверен, что вообще умеет любить, а я… для меня он хороший друг, не более.
Знала ли я, что в эти самые минуты рушилась моя привычная жизнь? Едва ли.
– Холодно на улице, пошли быстрее, – поторопил меня Марк, и мы двинулись по направлению к школе.
День пролетел незаметно. По пути домой погода окончательно испортилась, со всех сторон дул холодной ветер, улицы запорошило снегом.
Подходя к дому, я заметила мать, стоящую у окна и провожающую меня взглядом.
– Что-то случилось, – пронеслось у меня в голове. Мама встретила меня у порога, непривычно для меня и себя самой взяла за руку и повела в дом.
– Мам, что такое? – подавленным голосом спросила я.
Мы прошли в гостиную. Мама, наконец, остановилась и отпустила мою руку.
– Я ждала этого момента 15 лет. Не спала ночами, мучилась, съедала себя саму и корила за то, что не могла тебя полюбить. Прости меня. Правда, прости. Возможно, где-то глубоко в душе я люблю тебя, очень люблю. Но никогда не смогу простить предательства того, кто называет себя моим мужем.
Я не понимала. Что за предательство? Причем тут отец?
– Мам, объясни мне, пожалуйста, что происходит?
Она поджала свои худощавые плечи, скрестила руки, словно ограждая себя от меня, и выпалила:
– 15 лет назад твой отец принёс тебя в наш дом. Ты не моя дочь. Он обещал твоей матери воспитать тебя, мне обещал, что до 16 лет ты будешь с нами, – она протянула руки, но я отшатнулась от нее, а она, будто не замечая, продолжила, – сегодня, если ты помнишь, твой день рождения.
С 16-летием, Адель.
Мои мысли сковал озноб, хотелось просто лечь и ничего не делать…
К счастью, ко мне никто не лез. В моей комнате стало темно, я просидела в ней до вечера. Время, казалось, летит с удвоенной силой. Вот-вот наступит время сна. Впервые за все это время я пошевелилась. Мне вдруг очень захотелось горячего шоколада. Помнится, мы всегда пили его по вечерам. Правда, лишь тогда, когда сестре удавалось собрать всех вместе.
В последнее время такого практически не бывало. Отец в вечных командировках, а мама неожиданно для всех стала художницей, и это отнимало у нее все время и силы.
Затем моя старшая сестра съехала из нашего дома и зажила собственной жизнью. Эти мысли одна за другой прокручивались у меня в голове, пока я лежала, сжавшись в калачик, осознавая собственное бессилие.
Я решила почаще наведываться к своей сестре, именно в ней я отчаянно хотела увидеть поддержку. Но у нее была своя жизнь, в ней уже не было места для меня.
Тогда я и сбежала. Мне казалось, что иначе быть и не может. Я никому не нужна.
Сборы были недолгими. Я помнила, что у матери всегда лежала отложенная на черный день сумма. Деньги были мне нужны, и я взяла все, что там лежало.
Меня не мучили угрызения совести. В тот момент я была разбита и совершенно потеряна. Собрав вещи, я оставила записку на холодильнике и отправилась на остановку. Было поздно, поэтому пришлось изрядно подождать хоть какой-нибудь транспорт.
Наконец, к остановке подъехало маршрутное такси. Я села, даже не спрашивая, куда оно направляется.
За рулем сидела женщина с вьющимися ярко-красными волосами, она дружелюбно улыбнулась и приняла мои деньги на билет. Маршрутка была почти пустой, на последнем сидении сидел симпатичный парень с наушниками в ушах. Я села на переднее сидение и так же, как парень, надела наушники и включила музыку.
Минут через сорок машина остановилась, и парень, схватив свой рюкзак, вышел. Я последовала его примеру и двинулась к выходу. Первое, что я увидела – высокая кованая изгородь. За ней стоял внушительный охранник. Вдали виднелось здание.
Парень, махнув охраннику рукой, прошел через калитку.
Охранник подошел ко мне. Я попятилась, испугавшись его внушительных размеров, и того, что вокруг ни души.
– Ты кто такая? – спросил меня он.
– Адель Уилсон. Куда я приехала?
Охранник удивленно уставился на меня.
– Это пансион.
Я обрадовалась. Идеально. Это то, что нужно.
– А как туда попасть?
Мужчина осмотрел меня колючим, как бритва, взглядом, и сказал:
– Иди за мной.
Он открыл калитку кнопочкой на пульте и прошел во двор. Я следовала за ним, стараясь не отставать. Он провел меня в здание администрации пансиона, это я узнала по табличке снаружи. Внутри все было красиво оформлено, чисто и уютно. За столом сидел мужчина. Он что-то печатал на компьютере, одновременно разговаривая по телефону. Охранник пересекся с мужчиной взглядами и указал на меня. Он кивнул и продолжил свой разговор. Охранник сказал мне сесть и подождать, затем вышел. Вскоре, мужчина закончил свой разговор и представился. Это был директор учебного заведения – пансиона Милосердия.
– Как тебя зовут? И как ты сюда попала?
Я не знала, стоит ли ему доверить мою безрадостную историю, но выбора не было. Мой рассказ была краток.
Мистер Джеймс уселся в свое кресло и сказал:
– Извини, Адель, но без заявления родителей принять тебя в пансионат я не могу.
Я разочарованно вздохнула. Что теперь делать? Я встала и попросила разрешения выйти, на улице мне стало легче думать. В этот момент раздался звонок. Это была мать. Она просила меня вернуться, обещала, что жизнь обязательно наладится. Потом она заплакала. Мне стало жаль ее, но и возвращаться не хотела. Я попросила ее не беспокоиться и прислать заявление, сказав, что должна какое-то время пожить без них, что бы все понять, подумать и вернуться.