Александр Кириллов - Облдрама

© Александр Кириллов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нелегкий и неблагодарный труд провинциального актера, его повседневный быт заслуживают трезвого и объективного освещения. Автор, в прошлом профессиональный актер, стремился воссоздать уникальную атмосферу жизни периферийного театра, рассказать – изнутри – о творческой «голгофе» со всеми её муками и необъяснимым очарованием, куда с наивной беспечностью стремятся юноши и девушки, еще почти дети. Молодой актер Троицкий, всей душой преданный театру, на пути к своему успеху методично пожирается театром как самое лакомое блюдо. Его личная жизнь становится продолжением его творческих метаний, и нет выхода из этого замкнутого круга как только реализоваться в тех или других ролях. Он – и Похалюзин, и Треплев, и Трофимов, и Первый стражник, – и вне их – никто! Эта книга – и предостережение, и дань восхищения людьми этой профессии.

«Мир – театр, – говорил Шекспир, – все люди актеры». Сегодня нас это коснулось почти буквально. Не знаю, театр ли мир, но, что театр – отражение мира, – несомненно. И, видимо, не зря прокатилась в нашей прессе волна всевозможных материалов о театре – тревожных, полемичных, острых. Сегодня порой бывает обидно слышать, что никто ничего не видел, не понимал, не предпринимал, не боролся. Неправда.

Перед вами, читатель, повесть о театре. Я искренне радуюсь, что она выходит. Лично мне довелось прочесть ее в рукописи несколько лет назад, и уже тогда меня привлекла правда, сказанная в ней.

Существует определенный ореол, ходячее представление о театре как о «храме искусства» и об актерах как о его жрецах. Это – представление, ореол. Но есть жизнь, и в ней давно уже все было по-другому.

Человек, не знающий театра, может, пожалуй, не поверить автору. Неужели в театре могут быть такие порядки, такие отношения, такая профанация святого, казалось бы, дела? Неужели молодые актеры могут месяцами жить в гостинице или на казенной квартире, мало получать, мало играть, зависеть от прихоти режиссера, администрации, а иной раз даже вахтера? Неужели так сильна в театре власть бездарностей, демагогов или актеров, заматеревших в косности, в халтуре, исполняющих любые роли ради хлеба насущного и элементарного благополучия? Да, к сожалению, приходится сказать, что это так. Большинство театров жило именно такой жизнью. Театральное дело давно поставлено на поток, превращено в производство, и производство это гонит, к сожалению, «вал», а не качество, и получает за «вал».

Судьба любого артиста. пришедшего в новый, сложившийся театральный коллектив, оказывается всегда нелегкой. Что же касается артиста молодого, честного, романтического (каковых, к счастью, все же большинство), то его первые шаги в незнакомом театре, как правило, равны шагам семимильным, – но не потому, что молодой артист так резво шагает, а потому, что в каждый шаг укладывается по семи милей невероятных трудностей, переживаний, открытий. Актерская восприимчивость, эмоциональность, восторженность, детскость подвергаются невиданному испытанию. Сам театр, люди, режиссер, актеры, актрисы, первая репетиция, первые знакомства – сколь все это важно, интересно, значительно! И как необыкновенно важно то, как молодого человека примут, оценят, поддержат или останутся к нему равнодушны.

Александр Кириллов – сам профессиональный актер, – рассказывая о судьбе своего героя, не пропускает ни одной мелочи, старается быть подробным и убедительным. Потому что он взялся написать правду. И мне хочется подтвердить: да, это так. Чем больше узнаешь этих людей, их трудную жизнь, их неоднозначность, изменчивость, противоречивость, тем больше веришь, что перед тобой живые характеры.

Разумеется, читая книгу о театре, мы читаем не просто «производственную», чисто профессиональную вещь, но произведение о нашей жизни, о людях, о той самой борьбе, о которой мы говорили.

Эта борьба беспощадна, и она повсюду, она касается всех и каждого – эта книга еще одно тому свидетельство. Пожелаем ей счастливой судьбы в нашем общем деле перехода к новому качеству.

Роман «Облдрама» был частично напечатан в 1986 г. под другим названием в издательстве «Молодая гвардия». Изменилось не только название, изменились смысловые акценты книги. Появились новые герои: Рóми, одна из них, стала в ряду главных. Многие персонажи, чье появление прежде было мимолетным, получили развитие. Добавлены к тексту книги: эпилог и третья часть. Прежние главы дополнены важными для содержания книги эпизодами, откорректированы, во многих местах переписаны заново.

Открыв книгу, перелистав первые страницы, так и тянет сразу же заглянуть в конец, и чтобы удовлетворить это естественнейшее желание, начнем книгу с эпилога. Это тем более интересно, что, по общему наблюдению, человек крепок задним умом, и всё ему ясно, когда уже нет пути назад.

Чем исчисляется жизнь артиста? Не календарем, и не юбилейными датами – гастролями. Он может забыть год рождения, забыть день свадьбы, пол своего ребенка, но спросите, в каком году он был на гастролях в Сызрани, и он, не колеблясь, назовет вам не только год, месяц, но и число дождливых дней.

Для Троицкого отсчет начался с Новой Руссы, а потом были: Саратов, Рязань, Пермь, Алма-Ата, Уфа, Минск, Архангельск, Вильнюс, Рига, Кишинев, Хабаровск, Одесса, Варшава, Киев, Астрахань, Прага, Берлин… и, наконец, Москва.

Места, по которым шел Троицкий, он знал наизусть. В конце кривоколенного переулка показалось здание театра, где вот уже неделю гастролировала питерская труппа, в её составе он проработал последние десять лет. Окрестные районы вызывали в нем сладкое чувство ностальгии. Его институт был всего в двух шагах и ему повсюду мерещились знаки его студенческой жизни. Он напарывался на них, как на острые зубья чугунного забора, пытаясь заглянуть за него, и та жизнь, накрыв его как волной, равнодушно бросала посреди пустынного переулка дрожать от холода. И нé за что ему было уцепиться, нечем удержать мгновения, которые вспыхивали, искрили коротким замыканием, но, чем чаще замыкало, тем сильнее сгущалась вокруг непроглядная темень. Его прежняя непримиримость давно сменилась чувством вины и потери. Виновным он признавал себя и там, где был прав; потерей – казалось ему