Случайно обнаруженная мной на книжном развале работа доктора права и профессора Вюрцбургского университета Йозефа Колера (J. Kohler) «Шекспир с точки зрения права. Шейлок и Гамлет» («Shakespeare vor dem forum der jurisprudenz», 1883), переизданная на русском языке в Санкт-Петербурге адвокатом Яковом Канторовичем в 1899 году, стала для меня настоящим открытием. Многогранная научная деятельность немецкого учёного, который был автором популярных работ по вопросам интеллектуального, уголовного, гражданского права и сравнительного правоведения, позволила ему предпринять в этом увлекательном труде успешную попытку анализа событий, описанных в гениальных произведениях Вильяма Шекспира: комедии «Венецианский купец» и трагедии «Гамлет», причём сделать это с точки зрения действовавшего в тот период времени законодательства.
На таком роскошном материале доктор Й. Колер напоминал своим читателям о таких вечных юридических проблемах, как:
– пределы судейского усмотрения при вынесении судебного решения, то есть праве суда отступить от закона в том случае, если в данном конкретном процессе основанное на нём решение будет считаться несправедливым;
– соотношение личного и имущественного элементов в ответственности за нарушение обязательства – в комедии «Венецианский купец», а в трагедии «Гамлет»:
– проблема кровной мести, рассматриваемой автором трагедии в качестве правового обычая;
– право господства потерпевшего над личностью причинителя вреда, которое с течением времени благополучно трансформируется в идею судебного привлечения к публично-правовой ответственности, то есть в идею системы судопроизводства, отправляемого публичной властью.
Здесь я позволю себе не согласиться с уважаемым немецким профессором, так как, по моему мнению, основная сюжетная интрига шекспировской трагедии заключается не столько в желании принца Гамлета отомстить убийцам своего отца, сколько в его попытке вернуть утраченную возможность реализовать собственное право на датский престол.
To be, o not to be, that is the question:
Whether’tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune…
Это ведь не про собственное эго, а про трон: быть или не быть принцу королём? Как известно, порядок престолонаследия в Датском королевстве регулировался положениями свода обычного права салических франков – «Салической правды», в соответствии с которой выбор короля осуществлялся на основе существовавшей системы абсолютного первородства. В соответствии с этим законом Гамлет был единственным законным наследником престола, а то, что происходило дальше, было ни чем иным, как узурпацией королевской власти самозванцем.
По мнению исследователей трудов Й. Колера, их основной идеей является демонстрация динамики отношения общества к праву вообще, которое как обычно не успевает за его деформациями. Признаться, трудно назвать свод законов или какой-либо отдельный закон, который опережал бы общество, для которого он предназначался, как в нравственном, так и в духовном отношении.
В этом смысле многие произведения великих русских литераторов А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского, А.М. Горького и др. нередко представляют из себя художественные примеры правоприменения и судопроизводства в России во всём их брутальном противоречии.
Так, Лев Николаевич Толстой подарил юристам не просто подробные литературные описания различных судебных процессов, но и прежде всего – возможность в очередной раз определить своё собственное отношение не только к общественным, но и к личным приоритетам его непосредственных участников. Несмотря на известную рефлексию великого писателя на людей, принадлежащих к официальной юстиции – судей, прокуроров, жандармов и тюремщиков, – а также на личное неприязненное отношение Льва Николаевича к представителям адвокатского сообщества, сегодняшним практикующим юристам совсем не грех ещё раз перечитать романы «Воскресение» или «Анна Каренина», перелистать драму «Живой труп», взглянуть современным взглядом на героев повести «Дьявол» или публицистической статьи «Воспоминания о суде над солдатом». Скажете, время изменилось? Да… но страсти человеческие остались такими же низменными, благородство – по-прежнему благородством, подлость – подлостью, а судебная коррупция – коррупцией… Многие увидят в романе «Воскресение» приговор «бездушной карательной судебно-уголовной государственной машине», ломающей человека как сухую ветку, а в потрясающей повести «Смерть Ивана Ильича» – трагедию маленького человека, даром что судейского чиновника, и, конечно же, никого не оставит равнодушным гениальная повесть «Отец Сергий» – о сущности греха и его искуплении.
Помимо категорического отказа Толстого от смертной казни как уголовного наказания, что при сегодняшнем уровне правосудия и следствия по-прежнему как было, так и остаётся объективной необходимостью, основное внимание в его произведениях всё-таки обращено на нравственный аспект как самого уголовного проступка или преступления, так и последующего поведения обвиняемого. Хотя предлагаемая им позиция о душевных мучениях преступника как самом страшном его наказании за содеянное рассматривается современным российским обществом исключительно как либеральная ересь.
Конечно, трудно не согласиться с тем, что уровень дикости отдельных отщепенцев просто не мог быть предугадан Л. Толстым в его вполне себе вегетарианское время, но проживи Лев Николаевич ещё всего-то лет 15 – и он увидел бы не только собственную усадьбу в Ясной Поляне пылающей, расстрелянного или насмерть замученного местного священника и пролетарские суды-«пятиминутки» – его взору предстала бы картина мира, которую он просто не мог себе представить: с абсолютно вульгарным отношением не только к закону и самому понятию справедливости, но и к человеческой жизни в принципе. Герои-народовольцы, ставшие левыми/правыми эсерами, анархистами и иже с ними, за кого он так заступался перед царскими чиновниками, сами став властью – правда, на сравнительно короткий период, – сделали насилие и классовую месть основной целью своего существования, а революционную целесообразность – ключевым принципом отправления правосудия. В определённом смысле идейные основы этого нового правопорядка, основанного на некой конструкции, где вместо закона собственное, глубоко индивидуальное понимание добра и зла, были заложены именно учением Л.Н. Толстого.
