– Эму! Эй ты, Эму!
Старый стоптанный тапок несколько раз ткнулся прямо ему в лицо, действуя, как нашатырь при обмороке. Возвращающееся сознание беззвучно и беспомощно вопило, переживая сразу все прелести нокаута, тяжелой интоксикации и ванны, полной злых муравьев. Реальность плыла и распадалась перед глазами на аморфные фрагменты, желудок судорожно сжимался, пытаясь вывернуться наизнанку, а мышцы и кожу жгло миллионами мелких уколов.
– Фу! Ну и свинья же ты, Эму!
– Не ругай его! Бедняжке плохо. Вставай, Эму. Поднимайся. Поднимайся же!
– Воняет. Водой его полить надо.
– Нет-нет! Здесь и так холодно. Нельзя водой, околеет еще.
Страдавший от странных недомоганий человек поднялся на четвереньки, разглядывая пол, гладкий, точно зеркало, ядовито-синего цвета. Все его тело тряслось не то от холода, не то от слабости, какая случается с представителями нашего вида на самой границе жизни – либо в ее конце, либо в самом начале.
– Ну, поднимайся же, дурень! – уже в который раз повторил скрипучий старческий голос.
– Пора вставать, Эму, – вторил ему другой, такой же старческий и почти такой же скрипучий. – Пришло твое время. Поднимайся. Ты меня слышишь?
– Эй! Как слышно? Приём!
Стоявший на четвереньках человек попытался ответить, но потерял равновесие и рухнул лицом на твердую холодную поверхность. Руки и ноги шлепнулись рядом, точно посторонние предметы, отказываясь подчиняться.
Получалось только дышать. После того, как желудок очистился от скопившейся желчи и перестал сокращаться, каждый вдох становился все более осмысленным и уверенным, и в то же время все более горьким и отвратительным. Невидимое полчище злых муравьев, терзавших кожу и мышцы, тоже стало обретать смысл. Это кровь обжигала отвыкшие от давления сосуды, наполняя все тело жизнью. Зрение пыталось фокусироваться на окружающей обстановке, но от этих попыток лишь сильнее кружилась голова.
– Ну, что? С пробуждением! – весело проскрипел голос. – Проголодался?
– Вставай, вставай, – тут же буркнул второй. – Хватит валяться. Будешь лениться – останешься голодным.
– Бедняга! Совсем плохой.
– Плохой, зато вон какой здоровый! На себе его тащить? Ну уж дудки.
Один из голосов звучал резко и неприятно, как злобный лай старой дворняжки. Другой казался более мягким и располагающим. Было ясно, что оба они принадлежат людям весьма преклонного возраста.
Ухватившись за шершавую стенку какого-то агрегата, тот, кого звали Эму, попытался встать. При этом к кадыку немедленно подступила дурнота. Пришлось много раз глубоко вдохнуть и сглотнуть, чтобы удержаться на ногах.
Напрягая непослушные глаза, он смог разглядеть в помещении четыре больших устройства, похожих на лежащие шкафы из какого-то белого материала. Массивная прозрачная крышка одного из них была поднята, точно капот старого автомобиля, а три остальных оставались закрытыми.
Кто-то вцепился в локоть, не давая упасть.
– Стоишь? Молодец! Ай да Эму, ай да чемпион! – широко скалилось невысокое существо с головой, начисто лишенной волос. – Верно говорят: «Пока ты можешь стоять на ногах, ты можешь все».
Тут это же самое существо, что помогало идти, переменилось в лице и ответило само себе.
– Это мать говорила! А ума у ней было негусто! Иначе не попала б сюда!
– А что? – снова улыбнулась лысая голова. – Вот если рассудить: раз уж можешь стоять, то можно лечь, можно обратно встать. Можно даже танец станцевать. Вы меня пригласите, молодой человек?
– Ага, три раза! – хохотнуло само себе существо. – На танец живота!
– Живота?! Но его не танцуют в парах…
– Вот и не болтай ерунды, старая идиотка!..
На дряхлой старухе с обритым наголо черепом, точно пузырь, висел огромный комбинезон и ветхий вязаный свитер. Одежда эта больше походила на мешки из-под картошки. Искрящийся нечеловеческим любопытством взгляд и стремление залезть собеседнику на голову не вызывали других желаний, кроме как немедленно и навсегда закрыть их обладательницу в психушке. Впечатление усиливал ее постоянный диалог с собственной персоной.
– Эй ты, дурень! – снова попыталась начать разговор злым голосом ненормальная лысая старуха. – Чего молчишь?
Затем тон ее потеплел:
– Я знаю. В инструкции сказано, что тебе сейчас должно быть нехорошо.
– Видел бы ты свою рожу, тебя бы снова вывернуло!
– Ничего, Эму. Скоро отеки сойдут, и все опять будет как раньше. Даже оглянуться не успеешь.
Болтливая хозяйка вывела под руку еле переставляющего ноги человека из белой комнаты с синим полом. После короткого темного коридора открылся вход в другую комнату, где неприятно сияли несколько бледных мониторов. Тут ведомый попытался заговорить.
– По-Че-Му? – услышал он свой голос, неожиданно низко пророкотавший поперек старухиного щебетания.
– Что почему?
– По-че-му… Эму?
– А ну, не болтай! – она толчком усадила его в какое-то кресло. – Пожри сначала.
– Да, подкрепись, а потом я тебе все расскажу. Так-так-так…
Она отвернулась на пару мгновений, и в ее руках появилась чаша, от которой поднимался легкий ароматный пар.
– Вот. Да убери ты руки! – строго крякнула старуха. – Твоим пальцам еще не вернулась былая ловкость. Ага. А не то сейчас уделаешься, как свинья!
Это был горячий шоколад. От его запаха весь организм Эму затрясло голодным вожделением. Сухими губами он скользнул по тончайшей пленке, которой подернулся напиток, и тут же сделал огромный глоток. Густой, обжигающий и такой настоящий шоколад в один единственный миг заменил собой все неприятные ощущения последнего часа. Почти приторный и пахучий, как парфюм, – все оттенки этого вкуса ударили по отвыкшим рецепторам, будто молоток, притупляя зрение и слух.
Несколькими крупными глотками человек в кресле опустошил сосуд. Лоб сразу же покрылся испариной, а в животе появилось ощущение перегруженности.
Минуту-другую старуха молча наблюдала, как он пытается отдышаться.
– …А Вы? – утомленно вздохнул он.
– Что «Вы»? – не поняла она.
– …Вы кто?
– Ух ты! Ожил, кажись. А сам-то кто таков? Ась? С чего тебе внимания столько?
Он не знал, что ей на это ответить. Поразмыслив, хозяйка наконец выдавила:
– Я Каська. И я здесь живу. Здесь больше никого нет. Нигде, куда можно дойти ногами, нет ни одной живой души. Только ты и я.
– Понятно.
– Понятно ему… – ворчливо передразнила она. – Сейчас опять вырубится. Что, уже устал?
– Немного…
– Это ничего. Говорят, после этого, с непривычки, даже моргать тяжело.
Хозяйка убрала кофейный столик, торчавший из пульта. Скрытые где-то под полом моторы опрокинули в лежачее положение массивное кресло, в котором расположилось тело ее нового подопечного.
