А. Балыбердин. ОТКУДА В ВЯТСКИХ ЛЕТОПИСЦАХ 1174 ГОД?
В преддверии юбилея г. Кирова (Вятки, Хлынова) вопрос о времени его основания и том, как это произошло, интересует многих. При этом особый интерес представляют сообщения вятских летописцев о походе новгородцев на Вятку, в результате которого были основаны Никулицын и другие поселения.
Самое первое из этих сообщений, записанное, предположительно, между 1667 и 1676 гг. (1), содержится в «Летописце старых лет» (далее ЛС):
«В лето 6689-е июля в 24 день от Великого Новаграда жителие приидоша в страну земли Вятския и взяша рекомый град Болван, яже ныне именуется Микулицыно» (2).
Это сообщение примечательно не только своей краткостью, но также тем, что, в отличие от сообщений в «Сказании о вятчанех» (далее СВ) и «Повести о стране Вятской» (далее ПСВ), в нем не упоминаются ни 1174 год, в котором новгородцы решились покинуть родной город, ни церковь в честь святых князей Бориса и Глеба, которую они построили на месте бывшего Болванского городка. Почему? Откуда тогда эти обстоятельства «находа» новгородцев стали известны книжникам, были ими записаны и сохранились до наших дней? Можно ли доверять этим сведениям?
Пытаясь ответить на эти вопросы, А. С. Верещагин в своем «Послесловии к «Повести» предположил, что описанные в ней события, на самом деле, относятся к состоявшемуся в 1374 г. походу новгородских ушкуйников, который автор ПСВ будто бы состарил на два века, чтобы «воспрославить своих вятских праотцов» и для этого «букву летописного известия (6882 – 1374 г.), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682 – 1174 г.), и такой ничтожной, по-видимому, «поправкой» поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет» (3).
Так наличие в ПСВ 1174 г. позволило Верещагину протянуть ниточку к 1374 г., который со временем трудами А. В. Эммаусского (4) и усилиями официальной пропаганды превратился в год основания г. Кирова (Вятки), а ушкуйники – в предков вятчан, и остаются ими до сих пор. Несмотря на все открытия последних лет в археологии, этнографии, историографии, летописании и, просто, здравый смысл, утверждающий, что развитие науки остановить нельзя.
Заинтересовавшись этим вопросом, в статье «Была ли Вятка основана ушкуйниками?» (5) я уже приводил ряд аргументов в пользу того, что пришло время пересмотреть устоявшийся взгляд на роль ушкуйников в основании нашего города. Повторяться не буду. Лишь добавлю еще один аргумент, который – косвенно и все же весьма убедительно – свидетельствует о том, что пришедшие в наш край новгородцы были не речными пиратами, а земледельцами.
Об этом говорит тот факт, что все поселения, основанные новгородцами в Средней Вятке, между устьями Чепцы и Моломы, расположены на широте Новгорода Великого – 58 градусов 31 минута. Сравните сами: Никулицын – 58,34; Хлынов – 58,36; Орлов – 58,31; Котельнич – 58,17. Очевидно, что ушкуйникам это ни к чему, а вот для земледельцев важно. Поскольку, поселившись на своей широте, они могли бы применять здесь те же сельскохозяйственные технологии и приемы, что и в Новгороде Великом. В этом смысле лучшего места для создания новой колонии было не найти (6). И ушкуйники здесь не причем. Как не причем и схожесть дат 1174 и 1374, о которую когда-то споткнулся Верещагин, а затем и другие историки.
Однако для того, чтобы изжить это заблуждение окончательно, необходимо объяснить, как наделавший столько проблем 1174 г. появился в вятских летописцах? Причем не в ПСВ, о чем писал Верещагин, а в СВ, из которого эта дата перекочевала в прославленную «Повесть». О чем Верещагин знать не мог, поскольку полный текст СВ был обнаружен только в 1991 г. Причем, далеко от Вятки – в Государственной библиотеке Республики Узбекистан американским профессором Д. К. Уо, посвятившим этой сенсационной находке целую книгу (7).
В данном случае, нас интересует начальный фрагмент текста, в котором автор СВ предлагает свою версию происхождения вятчан, где события 6682 (1174) г. играют роль краеугольного камня всей выстраиваемой им конструкции:
«В лето 6682-е (1174) в Великом Новеграде бысть великий князь Ярослав сын Владимеров. И посла боляр своих и воевод со многими силами из Новаграда под град Корсунь. Они же быша тамо под градом и стояша семь лет. Жены ж их ждаша мужей своих в Новеграде многое время и недождя, чающе их побитых, и начаша жити за немощь естественную болярыни и княгини и служилых людей жены совокупишася с холопи своими, а простии також с чюжими мужи.
И по окончании семи лет приидоша вестницы в Новъград, что идет все воинское восвояси. Жены же их и дщеры слышаша приход их и убояшася и с теми своими рачители из Новаграда бегуяшася и приидоша на реку великую глаголемую Каму и поставиша подле град и нарекоша имя ему.
И остася в том граде половина людей, а другая тех новгородцев поидоша с Камы реки в гору и приидоша вверх Чепцы реки и ту жиша немного лет и по сем поплыша тою рекою вниз из Чепцы в Вятку и по той реке Вятке вниз, и над тою рекою Вяткою на горах стоит чюдской городок их языком зовом Болванской.
И в лето 6689-е (1181) июля в 24 день на память святых мученик Бориса и Глеба заповедаша они всему войску своему ни пити ни ясти, дондеже Господь Бог поручит тот чюдской городок, и приступиша к тому городку и взяша его и побиша ту множество чюди и отяков, а инии разбегошася, и поставиша в том граде храм во имя святых мученик Бориса и Глеба, а граду има нарекоша Микулицын» (8).
Сравнив этот фрагмент СВ с текстом ПСВ, легко заметить, что автор последнего – предположительно, хлыновец С. Ф. Поповых – хотя и отнесся к нему весьма критически, но все же счел возможным использовать содержащиеся в нем факты и даты для работы над своей «Повестью». Так 1174 г. попал из СВ в ПСВ и со временем привел нас к 650-летнему юбилею, который г. Киров собирается отметить в 2024 г.
Между тем, уместно спросить: «Откуда дровишки?». Ведь, если «басня о холопах и неверных женах» – не выдумка автора СВ, то должны существовать источники, из которых он почерпнул эти сведения. В поисках такого источника А. Л. Мусихин обратился к «Запискам о Московии» Сигизмунда фон Герберштейна (1486—1566), составной частью которых является «Сказание о холопьей войне», которое по своему содержанию близко СВ, и во основе которого, по мнению исследователя, «лежит новгородская летопись, основательно переработанная с использованием „Эпитомы“ Юстина, устных новгородских рассказов и личных впечатлений автора» (9).
Загоревшись желанием найти эту загадочную летопись, я обратился к личному собранию электронных копий летописей и летописцев, в формировании которого неоценимую помощь оказали А. А. Яровиков (Великий Новгород) и А. Л. Мусихин (Нижний Новгород). Всего мне удалось ознакомиться с 22 источниками, в том числе 17 летописями и 5 летописцами, которые приведены в таблице и, в зависимости от содержащихся в них сведений, объединены в три группы.
